Пчелиный волк | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Парень вернулся в свое кресло. В этот раз в руке у него была минералка. В кадре показался Ван Холл. Ван Холл был в майке, шортах и с сигарой в зубах.

– Доктор, начинайте, – сказал Ван Холл. – У нас мало времени.

Снова появилась рука с часами, снова обычный парень приложился затылком к стене.

– Расскажи мне о Персивале, – попросил Ван Холл. – Что ты знаешь о нем?

Мы переглянулись.

– Рыцарь Персиваль, – сказала Сирень. – Немцы бы сказали Парцифаль… Это один из рыцарей Круглого Стола. Соратник короля Артура, Ланцелота Озерного…

– И тот, кто отыскал Грааль, – сказал я. – Кажется…

– Что? – не понял Дрюпин.

– Грааль – чаша, служившая Христу и апостолам во время Тайной вечери, – объяснила Сирень. – Она делает своего обладателя бессмертным.

– И исполняет желания, – сказал я. – Некоторые считают, что Грааль исполняет желания.

– Я не пойму что-то, у нас что тут, клуб любителей рыцарства открыт? – нервно спросил Дрюпин.

– Ван Холл ищет золотую рыбку, – усмехнулся я. – Какая романтика…

– Он опять говорит! – громко сказала Сирень. – Этот парень!

Я снова стал переводить:

– …несколько человек, кроме… Игнацио, Эфиальт, Поленов…

Перед парнем расположился Ван Холл, переводить стало нельзя.

– Я ничего не понимаю, – сказал Дрюпин. – Игнацио, Эфиальт, Поленов… Кто это?

Сирень принялась теребить мочку уха.

– Поленов – это, наверное, художник, – сказала она. – Передвижник. Он «Московский дворик» нарисовал. Эфиальт – это что-то из Древней Греции, кажется… Игнацио… Игнацио… я не знаю, кто такой.

– Игнацио – это, наверное, Лойола, – я подмигнул Сирени. – Создатель ордена иезуитов.

Сирень согласно кивнула.

Все интереснее и интереснее становится. Безумие нарастает. В какой, однако, бредятине я проснулся.

Ван Холл шагнул в сторону, я снова стал читать по губам. Только вот это тяжело довольно было – у парня то ли зубы были выбиты, то ли дефект речи какой был, но говорил он как-то не так, я понимал одно слово из пяти, а то и меньше.

– …это точно, он погиб… может, год, может, чуть больше… неравный бой… красные волки… передал флаг… пердолет не выдержал… великий Пендрагон держит власть в своих крепких руках…

Ван Холл в майке снова загородил обзор.

– Пендрагон? – пожала плечами Сирень. – Они, вообще, о чем говорят? Я не пойму… Пендрагон – это предводитель драконов, кажется…

Ван Холл присел рядом с парнем.

– Ты в этом уверен? – спросил он.

Парень кивнул.

– Он погиб, значит? – продолжал Ван Холл.

Парень снова кивнул.

– А ты сам, говоришь, не видел? Сам, своими глазами?

Парень кивнул в очередной раз.

– Ладно – Ван Холл поморщился. – Доктор, выводите его.

Рука с часами вошла в кадр. Оказалось, что рука принадлежит все-таки Йодлю. Йодль скривил гримасу, щелкнул пальцами и всучил допрашиваемому стакан с витаминами. Тот принялся пить. Ван Холл подошел к парню, сунул ему планшетку с карандашом, попросил что-то нарисовать. Парень отказался, развел руками. Ван Холл с досадой швырнул планшетку на стол.

Парень улыбнулся. Ван Холл снова похлопал его по плечу.

– Все равно, спасибо тебе, – сказал он. – Ты нам очень помог в работе. Не волнуйся, мы компенсируем тебе затраты. И даже сверх того. Что ты хочешь?

Парень написал что-то на бумажке. Ван Холл посмотрел, кивнул, передал бумажку Йодлю.

– И еще, – сказал он. – Возможно, нам может понадобиться еще информация, ты сможешь нам помочь?

– Да, конечно, – кивнул парень.

Особого рвения его лицо не выражало, но, видимо, Ван Холл был щедр. Йодль ощупал у парня пульс, оттянул ему веки, проинспектировал зрачки, затем сказал:

– Некоторое время может болеть голова, потом пройдет. Ретрогипноз дает побочные эффекты. Мы сегодня хорошо поработали…

Йодль посмотрел на свой золотой хронометр.

– Почти девять часов. Надо отдохнуть.

Ван Холл кивнул.

– Возвращайся на «Бурелом», в свою каюту, – сказал он парню. – А насчет твоей просьбы… На следующей неделе все сделают. Можешь идти.

Парень удалился.

– У меня некоторые сомнения, – сказал Йодль осторожно.

Еще бы не осторожно! Кому хочется быть отлупленным лютней?

– Насчет кого? – так же осторожно спросил Ван Холл.

– Насчет всех. У них у всех серьезные проблемы, знаете ли. Психические. Они нестабильны. Вы знаете, что второй ненавидит своих родителей?

Это они обо мне. Вряд ли Дрюпин собирается разобраться с папой-мамой. Только вот почему «второй»? По отношению к кому это я второй? Что за дискриминация? Кто тогда первый?!

– Ну и что? – отмахнулся Ван Холл. – Все ненавидят своих родителей. Я ненавидел своих родителей, и ничего.

– Это не шутки, – Йодль был серьезен. – Что случится, если там он узнает тайну? О себе? О своем… появлении?

Йодль даже головой покачал.

Я стал смотреть внимательнее. Вот, оказывается, какие дела! Оказывается, что тайна, касающаяся моего появления, там.

Где «там»? Что значит «там»? И что значит «появления»? Какое-то слово нехорошее…

– А если остальные узнают? – продолжал Йодль. – Если остальные узнают про себя… И про связь…

– Что он говорит? – спросила Сирень.

– Трудно понять… Плохо видно…

Я подтянулся к экрану. Я соврал. Мне не хотелось, чтобы Сирень с Дрюпиным тоже знали. На всякий случай не хотелось.

Йодль даже подбоченился.

– Они могут сделаться неуправляемыми. Смогут ли они в таких условиях выполнить миссию?

Ван Холл не думая ответил:

– Смогут.

– Как?

– Это мои проблемы. Уже мои.

– Что они теперь говорят? – снова поинтересовалась Сирень.

– Ругаются, – ответил я. – Что-то у них с какими-то посадочными площадками не в порядке… Ничего интересного…

А интересного-то вагон с вагонеткой. Вот оно как, оказывается. Миссия, значит. Мы должны где-то выполнить какую-то миссию. И в этом где-то мы можем узнать о себе что-то.

Что-то.

Интересное.

Любопытное.

Страшное.

Правду.

Я хочу узнать правду. Правду хочу. Пусть даже во всей ее неприглядности. А там…