– Кушай, – сказал он. – Тут по-другому не прожить.
Он был прав. Я вздохнул, пожелал себе удачи и, стиснув зубы, приступил к крупной сочной пиранье.
– Ананасов кислых не хватает, – сказал я, прожевав первый кусок. – С кислыми ананасами любая рыба идет изумительно…
– И с кашей, – прошамкал Коровин.
– Мама, – сказал Доминикус.
Суша продолжалась третий день. Мы тащились по большому, даже, наверное, по бескрайнему полю. Раньше поле было засеяно пшеницей, теперь нет. Пшеницу и сейчас можно было еще отыскать между крепкими и мясистыми стеблями травы, напоминавшей гигантскую лебеду.
– Раньше было много таких полей, – взгрустнул Коровин. – И все пшеница, пшеница…
– Закрома родины, – сказал я.
– Типа того. Хорошая была пшеница, гномы из нее чего только не делали, даже свиней откармливали. На четыре килограмма пшеницы один килограмм свинины. А пшеница все росла и росла. Сейчас, как видишь, пшеницы больше нет. Елочка-елочка, где твои иголочки… Гномы готовили изумительный пудинг, слоеный пирог с перепелами…
И Коровин принялся рассказывать, какой именно слоеный пирог приготовляли гномы, отчего у меня в животе немедленно началось возмущение. Я попробовал зажевать возмущение пшеничными зернами, но зерна оказались горькими – потихонечку пшеница смешивалась с окрестной лебедой и набиралась горечи.
Кстати, Коровин не наврал – слизь помогла, под утро язвы затянулись и почти перестали болеть.
– А раньше из этой пшеницы… – продолжал Коровин.
А раньше из этой пшеницы делали пончики, ватрушки, шаньги, эклеры, печенье в виде боксерских ушей, пю-юдинг…
– Пряники! – не унимался Коровин. – Я знаю рецепт изумительного пряника! Короля пряников! Кинг-Конга пряников! Тут все дело в правильной начинке, я открою тебе секрет, он передавался в нашем роду на протяжении пятисот лет! Начинка такая. Свежие, главное, свежие грецкие орехи, в меру сваренная сгущенка, карамель и подвяленный вполовину белый виноград без косточек. Все это смешивается в равных пропорциях, добавляются специи, мед… Это просто немыслимо! К нам приезжали японцы специально, чтобы перенять секрет, и их руководитель, Морисей Хирохито от восторга получил второй инфаркт…
– Коровин, завязывай, – сказал я. – А то у меня сейчас язва прободется. Первый раз…
Коровин замолчал. Но ненадолго. Он продолжал думать о еде, потому что через минуту гробового молчания желудок Коровина издал долгий стонущий звук. Я подумал, что называть это место Планетой Х было неостроумно. Следовало назвать его Планетой Стонущих Желудков.
– Как ты думаешь, – Коровин погладил себя по животу, – возможно ли, что у меня внутри живет угорь?
– Коровин, – вздохнул я. – Ничего у тебя там не живет, в крайнем случае, глисты. Эхинококки какие-нибудь. Но с глистами легко справиться с помощью чеснока и тыквенных семечек. Так что не горюй, Коровин, все срастется. А вообще, угри – это круто. Если бы здесь были угри или пусть даже лягушки, я бы приготовил изумительное лягушачье фрикасе. Это на самом деле вкусно…
– Фрикасе… – Коровин приобрел задумчивый вид. – Я об этом даже не подумал…
Коровин посмотрел в небо.
– Откуда здесь лягушки? – поморщился я. – Лягушки рядом с водой водятся, а здесь никакой воды нет. А там, где есть вода, сплошные пираньи, они всех лягушек давным-давно сожрали…
– Я могу над этим поработать, – покачал головой Коровин. – Наверное…
– Как?
– Есть одно средство. – Коровин неожиданно покраснел. – Старое, но иногда еще действует…
Коровин сунул руки под свой мешок и достал из него бубен.
Я в очередной раз устало поразился. Рубище Коровина было просто безразмерным. Вернее, бездонным. В него влезало все. Единственным предметом, который Коровин не носил под рубищем, являлся котел. Котел Коровин таскал за плечом. Обычно в этом котле перемещался Доминикус. Я указал было Коровину на возможность заражения токсоплазмозом, на что Коровин ответил, что от этого заболевания он знает изумительную травку.
Так вот, Коровин достал бубен. Бубен был изготовлен из свернутой кольцом длинной кости. Тарелочки были привязаны к кости бечевками, это чтобы не звонили попусту. Коровин стал разматывать эти бечевки, бечевки разматывались плохо, Коровин психовал и разгрызал бечевки зубами. Со стороны было похоже, что Коровин не борется с веревками, а пытается откусить от бубна кусок пожирнее.
Это было забавно. Я подумал, что какой-нибудь художник-сюрреалист наверняка нарисовал бы картину с названием «Пожирание бубна третьего термидора», но и просто «Пожирание бубна» было тоже неплохо.
А еще совершенно неожиданно я подумал, что я сам в будущем стану художником и собственноручно нарисую эту картину. И еще подумал, что надо потихоньку начать собирать сюжеты для своих будущих шедевров. Как мне раньше такая мысль в голову не приходила? Собирание сюжетов для ненарисованных картин развлечет меня. Позабавит мозги. Теперь вместо навязчивой привычки выдумывать имена у меня будет другая привычка – ненавязчивая, но благородная. Придумывать сюжеты для картин.
– Коровин, – спросил я, – ты никогда не хотел стать художником?
– Нет.
– А я вот совершенно неожиданно понял, что хочу стать им.
– Кем «им»?
– Живописцем.
– Тут такое бывает, – сказал Коровин. – И довольно часто. У многих открывается новый взгляд на мир. На жизнь тоже. С тобой не случилось ничего необычного. А ты рисовать-то умеешь?
– Нет, – честно признался я.
– Ну, ничего, это не главное. Главное хотеть. Тут, кстати, желания сбываются… Так или иначе.
Коровин справился с бечевками и постучал бубном о колено. Из бубна извлекся глухой костянистый звук.
– Камлать будешь, однако? – спросил я. – Мать-моржиха, пошли нам богатый урожай морской капусты?
Капитан Немо с саркастическим мировосприятием, с язвительным языком.
– Нет… – покачал головой Коровин. – По-другому буду.
Коровин достал из-за спины котел, опрокинул его, уселся и замолчал. Потом сказал:
– Будь другом, отойди немножко, я должен сконцентрироваться. И это… Доминикуса забери, пожалуйста, у него нервная система ослаблена…
Но Доминикус и сам не захотел находиться в компании бубна, он грациозно отбежал от Коровина и нагло запрыгнул прямо мне на плечо.
Коровин сидел, поглаживая бубен и почесываясь. Он был погружен в думы, а потом ни с того ни с сего вскочил и запел:
Ходил я по Неаполю туда-сюда, туда-сюда!
Бродил я по Неаполю сюда-туда, сюда-туда…
Эти куплеты сопровождались ударами бубном по коленям, бокам и другим частям тела. Выглядело это довольно жалко, и я никак не мог понять, каким образом эта тоскливая песня, сопровождаемая не менее тоскливыми телодвижениями, может помочь нам с лягушками. Но Коровин являлся тутошним старожилом, ему наверняка было видней, нам же с Доминикусом оставалось лишь ждать.