– Нет... – растерянно сказал Гобзиков. – Как я тут оказался только...
Фашист принялся бродить по комнате. Остановился у окна.
– Кто вы...
– Видишь ли, – фашист сверкал золотыми часами, – мы представляем одну организацию... Что-то вроде всемирной ассоциации... Нас интересуют психические феномены...
– Чего?
– Психические феномены...
– Расскажи нам, что произошло с тобой в последнее время, – перебил седой. – Не спрашивай, не удивляйся, просто расскажи. И мы отправим тебя домой.
– Я... мы... решили...
Гобзиков принялся растирать виски.
– Заложите ногу на ногу, – посоветовал фашист. – Это вас успокоит. И расскажите о последних днях.
– Это просто, – Гобзиков заложил ногу на ногу, – в последнее время я ничем особым не занимался...
Гобзиков растирал голову.
– Я хотел... хотел начать дрессировать Томагавка...
– Томагавка? – переспросил фашист.
– Это такая крыса, моя мама ее выкрасила в оранжевый цвет. Так вот, я собрался дрессировать Тома...
Гобзиков гнал. Он гнал – у него не было никакой оранжевой крысы.
– Нет-нет, – во второй раз перебил седой. – Что случилось в последний день.
– А, понятно, – закивал Гобзиков. – Все было так. Мы с Совковым решили выехать на природу поискать хрущей...
– Кого? – не понял фашист.
– Жуков майских, – пояснил Гобзиков. – Только чтобы черноморов обязательно, черноморы круче. А еще лучше жука-альбиноса найти, японцы за каждого альбиноса дают тысячу...
Гобзиков нес чушь про майских жуков-альбиносов, а эти двое слушали. Внимательно слушали. А я думал, что как-то все не так, мы ни с того ни с сего начали врать в унисон, хотя совсем об этом не сговаривались. Какое интересное совпадение получается...
Гобзиков рассказывал:
– Я полез на березу, смотрю – чага, а чага очень хорошо от запора помогает...
Гобзиков врал. Врал совершенно самозабвенно и совершенно неожиданно, с талантом распространителя китайских пилюль для похудения. И ни слова не сказал про Лару. Ни слова.
И тогда я понял, что Гобзиков тоже... Гобзиков не хотел подставлять Лару. Не хотел, чтобы она фигурировала. Молодец. Наверное, его предки были партизанами в брянских лесах.
– Я эту чагу давай отверткой отковыривать, а тут дятел прилетел, – врал Гобзиков. – И как давай на меня смотреть. А потом как клюнет!
– Тебя? – спросил седой.
– Зачем меня, он же не людоед. Чагу клюнул. А я хотел отогнать его и поскользнулся. Полетел вниз, наверное, метра четыре пролетел и головой стукнулся. О пень. Закружилось все в голове, Совок меня взял и потащил куда-то. Потом не помню. А очнулся уже здесь. Когда меня домой отпустят, а?
– Скоро. Где вы собирались с друзьями-то встретиться?
– С какими друзьями? Совок, наверное, домой смотался, за родителями, скоро они сюда, наверное, приедут. А вообще-то для жуков еще рано, они в мае будут, но надо наметить места, подготовить ловушки. И соку хотелось попить, я люблю сок...
Гобзиков работал под дурачка довольно удачно. Дурачок, дурачок, насри в кулачок...
– Значит, вы поехали за жуками? – вкрадчиво спросил седой.
– Ну да, за жуками, – подтвердил Гобзиков. – Их можно опускать в олово и полировать. Здоровские брелки к сотикам получаются...
– И вы никого не видели? – спросил седой.
– Видели одних уродов. Кородеров. Кору драли для лаптей. И один чувак был такой странный, ящериц зачем-то отлавливал. Типа китайца вроде бы. Эти китайцы всех-всех едят...
– Понятно, – протянул седой, – я думаю, достаточно, да, доктор?
– Вполне, – кивнул фашист, – вполне достаточно... Мы узнали все, что хотели.
Он вытащил из внутреннего кармана серебряный стаканчик и плоскую фляжку. Налил из нее какой-то зеленоватой бурды, сунул под нос Гобзикову.
– Витамины, – сказал он. – Примите, это полезно. От спазмов.
Гобзиков послушно принял витамины, нагло бросил стаканчик на пол.
Фашист выглянул в коридор, что-то крикнул. И почти сразу появились санитары. Гобзиков направился к выходу.
– Подожди!
– Ну? – Гобзиков выглядел не очень, витамины не сразу подействовали.
– Как там Лариса? – спросил седой.
Я чуть не свалился со своего бруса. Чего-чего, а этого я совсем уж не ожидал. Совершенно не ожидал.
Тупость продолжалось. Валерка посмотрел на меня с недоумением.
– Какая еще Лариса? – устало спросил Гобзиков.
Не раскололся. Подарю ему антикварный спиночес.
– Да нет, никакая... – Седой отвернулся. – Иди.
Гобзиков вышел.
– Ну, что вы думаете? – спросил фашист.
– А вы?
– Случай типичный, точно. – Фашист поднял с пола стаканчик. – Будем забирать?
Он сказал это так скучно и обыденно, что я испугался.
– Зачем? – так же скучно ответил седой. – Сами же говорите, случай типичный... Неудачный переход... нервное истощение, смехотун подцепил. Одним словом...
Седой произнес незнакомый мне термин. Мрачный какой-то термин. Из занимательной психопатологии.
– Пару недель витаминчиками поколют, установят личность – и... – Седой сделал жест, с каким обычно в кино злодеи отправляют в расход второстепенных положительных героев. – К папе с мамой его. Собирайтесь, Йодль, опять мимо.
Так и есть, фашист настоящий.
– Ну, не совсем мимо, – Йодль потер руки. – Мальчишка, конечно, врет, ни за какими они жуками не ездили. Я врунишек чувствую. Кстати, второго будем смотреть?
Второй – это я, подумал я.
Седой отрицательно помотал головой. Йодль сказал:
– Мальчишки пытались проникнуть... через границу. Не знаю, с помощью чего, но это и не важно особо. У них не получилось. Это интересно...
– С точки зрения статистики. Только с точки зрения неутешительной статистики. Им, конечно, не удалось до конца перейти границу...
– Это еще неизвестно. – Йодль хмыкнул. – Может быть, они только что оттуда? Тепленькие. Знаете, третий раз сюда прилетаем...
– И по округе уже ходят слухи про летающие тарелки! А мальчишки на эти слухи как на мед мухи идут. Тех, кто там побывал, сразу видно, вы же знаете. А это на самом деле обычные любопытные мальчишки... Вы сами были таким...
– Когда состоял в «Гитлерюгенде», – закончил фашист.