Я бросился на диван, закрыл глаза и начал настойчиво выстраивать совершенно новую картину Мира. Итак, я и есть Бог, создавший этот мир. Эту Вселенную, отделивший свет от тьмы, Солнце, людей и прочих тварей. Я медленно и терпеливо… хотя для Меня это совсем не медленно – совершенствуюсь, расту, умнею, набираюсь опыта, исследую мир, Себя…
Я разделен на сколько-то миллиардов крохотных тел, но большая часть меня – чисто служебные функции, я ж не требую мыслительной работы от своего желудка или кишечника. Но я – это я, даже – Я, и вот, осознавая это и ощущая себя Богом, так странно и нелепо видеть и слышать что-нибудь совсем уж дикое, вроде рекламы по телевидению, ясновидящего или новой губной помады! Что делать, в моем огромном организме даже желудок или кишечник имеет право голоса, и вот они пользуются этим правом во всю ослиную мощь.
Но что же я, Бог? Увы, как и в моем организме, мозг всего лишь слуга на побегушках могучих инстинктов. Когда мне не хочется работать, а вот поваляться бы на диване, почитать детективчик или позвонить Галке, пока ее мужик на работе, – этому сразу найду уйму веских причин, оправданий и мудрых объяснений, что надо именно так, а не иначе. Со ссылками на отцов философии. Или психологии. Или физиологии, неважно.
Так не пора ли осознать это? И – признать?
А, осознав, не пора ли вести себя, как частица Бога, а не как частица Дарвина с Фрейдом и Васей Пупкиным вперемешку? Не оскорбление ли Богу все эти наши попытки загасить в себе искры разума?
Стоп-стоп, здесь можно очень уместно пройтись по алкоголю и вообще по пьющим. Вообще-то для Человека Нового Мира вопрос лишний. Каким может быть его отношение к алкоголю? Паническое, на уровне спинного мозга! Боязнь ясности разума как-то не вяжется с образом сверхчеловека. Разве что создадут алкоголь, так сказать, с обратным знаком. Ну, будет усиливать работу мозга, придавать ясность мышлению и так далее, все наоборот.
Что, я не помню потерянные на пьянки дни, а потом жуткие сцены похмелья? А какой вред мышлению и вообще здоровью? Болит голова, погублены не одни сутки, но и сегодня из-за боли в голове неспособность работать и даже четко мыслить, истрачены деньги не на что-то полезное, а именно на вредящее себе… какой-то самоубийственный синдром!.. Потеря целых суток для усвоения полезной информации… Что еще? Ах да, глубже завязаешь в конформизме, что, мол, надо «как все люди». А «все» – это хоть и не все на самом деле, но почти все, абсолютное большинство, которое в данный отрезок времени имеет право голоса… какой идиот это допустил?.. и своей массой диктует свои примитивные законы поведения, общения и морали.
Вообще-то, если честно, крайне необходима прополка. Не только уроды и дебилы, но и те, кто не желает усовершенствоваться, кто тянет род людской назад, во тьму инстинктов – да подлежит истреблению! Конечно, сейчас об этом и заикаться нельзя, отпугнет многих, но потом, когда Кодекс Человека Нового Мира закрепится… скажем короче – Кодекс ченома! Какова абревиатура? Или Кодекс люномов, от – Люди Нового Мира? Ладно, потом придумают. Другие. Кто подхватит и понесет это знамя дальше…
– Бравлин! – донесся голос из кухни. – Я суп уже налил! Остывает.
– Иду, – крикнул я с неохотой.
Первое, напомнил себе торопливо, – это ориентация на молодежь. Для нее все войны – Троянско-Крымские, их легко будет убедить, что нынешние идеи, на которых держится современное общество, неважно: демократическое, коммунистическое или церковное, – феодально-каннибальские. Именно молодежь и будет основной движущей силой…
– Иду, отец, – повторил я. – Иду! Суп – это вещь…
Еще что-то говорил и отвечал ему привычное, даже не оставляющее памяти, ибо все живем и говорим по алгоритмикам. На столе уже две глубокие тарелки, вкусный пар поплыл навстречу. Я сел за стол, ложка в руке, когда взял – не помню, все делаем по заданной программе…
– С соседкой я уже перестал здороваться, – сообщил отец. – Всякий раз вытряхивает ковер с балкона прямо над подъездом…
Я молча хлебал горячую уху. Женщина, вытряхивающая ковер с балкона на головы соседей, молодежь, что бьет бутылки на улице, где ходят другие люди, разбивающая стекла в электричках или пачкающая в подъездах – да истреблены будут! Им нет места в Мире Нового Человека. Они останутся здесь, в этом мире недочеловеков.
Два дня провел с Таней, ничего не чуял от счастья и не помнил, на каком небе нахожусь. Затем она исчезла, оставив в квартире легкий аромат потерянного рая. Сразу потемнело так, что я всерьез решил поставить в комнате и на кухне лампы поярче.
Лютовой бесцеремонно вломился в гости, я сразу увел его на кухню, не люблю, когда каждый садится за комп и начинает шарить по файлам, все-таки не зря эта штука называется персональной. На кухне мне – кофе, Лютовому – сок, да еще соленые орешки, что годятся на все случаи жизни.
Лютовой сказал с интересом:
– Бравлин, а как ты будешь проповедовать свою Истину?..
Я пробормотал:
– Да уж придумаю.
– Э нет, давай учись сейчас! Подыскивай имидж, так сказать. Или форму. Если подашь в виде трактата, то кто их читает? А кто прочтет, на того не подействует. Надо, как Коран, – в стихах! Ты стихи не пишешь?
– Нет, конечно.
– И не писал?
– Странный вопрос, – буркнул я. – Кого из нас миновало детство?
– Ага, – обрадовался Лютовой, – все-таки поэтическое мышление есть!.. Ведь все твои предшественники: Заратуштра, Иисус, Мухаммад – прекрасные поэты. Так что надо постараться. Лучше в форме какой-нибудь аллегории.
Я подумал, сказал:
– Ладно, получай. Господь… или Бог, можно даже – Господь Бог, ему все равно, создал человека и оберегал во младенчестве. Затем выпустил в мир, который создал для него, человека. И до первой линьки оберегал от соблазнов: сжег Содом и Гоморру, побивал демонов… он же побивал, было такое? А когда человек блуждал во тьме, возжигал дивный свет, освещая к себе дорогу.
Лютовой кивнул:
– Это хорошо. Дорога к Богу, гм…
– Но сейчас, – сказал я с нажимом, – после нескольких линек, человек стал той большой крупной гусеницей, которой предстоит уже не следующий стаз… Теперь время превращаться в настоящее крылатое имаго, красотой и величием похожее на ангела! Или на самого Бога, ведь он по образу и подобию? Но человеку настолько нравится его гусеничная жизнь, это состояние жрущей и беспечной гусеницы, что не торопится исполнять Божий Завет… не торопится. Ему и здесь хорошо.
Лютовой кивал, словно отмеривал ритм. Я закончил почти сердито:
– Мы же, те немногие гусеницы, что еще помнят, для чего создавался наш мир! Мы полны решимости прийти к Богу. Прийти и подставить свои плечи под тяжелую ношу, которую он держит пока что в одиночку.