– Я даже не чувствую за собой вины, не считая, может быть, детей. Они очень тяжело восприняли потерю отца, и это меня удивило – ведь после его смерти жить им стало намного легче.
– Но почему вы все-таки опять сошлись с ним? – допытывалась я.
– Сама точно не знаю, – ответила она, сворачивая и разворачивая салфетку. – Полагаю, что из мести. Это был эгоист до мозга костей, и я понимала, что он не устоит. В конце концов, для него было нестерпимым оскорблением, что я изменила ему с кем-то другим. А я знала, что он всегда стремится вернуть свое назад, тут не надо быть особенным провидцем. Он всегда все хотел определять исключительно сам. В наших занятиях любовью долгое время превалировала привычка, а взаимная враждебность была столь сильна, что мы оба после таких занятий чувствовали себя буквально разбитыми. О Боже, как же я его ненавидела! В самом деле. И вот что я вам еще скажу, – торопливо прошептала она. – Убить его один раз для меня недостаточно. Я бы с удовольствием повторила это убийство.
Гвен смотрела на меня широко открытыми глазами, и до меня стал доходить весь смысл того, что она сейчас поведала.
– А как же Никки? Она-то вам что сделала? – спросила я.
– Мне казалось, ее оправдают, – ответила она. – Никогда не думала, что ее упрячут в тюрьму, а когда объявили приговор, не отважилась сообщить обо всем и занять место на скамье подсудимых. Да и было уже поздно.
– Ну, что там у нас еще? – спросила я, сознавая, что тон мой стал более жестким. – Собаку тоже вы прикончили?
– Здесь я ни при чем. Ее сбила машина в воскресенье утром. Я привезла туда Диану, поскольку она вспомнила, что выпустила пса на улицу, и очень переживала из-за этого. Когда мы приехали, овчарка уже лежала на дороге. Господи, к смерти собаки я не имею отношения! – воскликнула она настолько выразительно, будто призывала меня оценить благородство ее чувств.
– И оставалось только проникнуть в дом? Нарвать олеандра на заднем дворе? И подложить капсулы в аптечку?
– Одну капсулу. Я положила только одну.
– Это уже вранье, Гвен. Самое настоящее вранье, – возразила я.
– Вовсе нет. Я говорю правду. Клянусь. Я долго составляла свой план, но никак не могла придумать, как его осуществить. Я даже не была уверена, что он умрет от этого. Диана просто обезумела от горя из-за гибели собаки, поэтому я отвезла ее к себе и уложила в постель. Как только она заснула, я взяла у нее ключи и вернулась в дом. Вот так! – закончила она почти с вызовом, словно желая выложить мне все до последней подробности.
– А как насчет двух других? – подхлестнула я ее. – Я имею в виду Шарон Нэпьер и Либби Гласс.
Гвен часто заморгала и отодвинулась назад.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – пробормотала она.
– Не понимаете, черт возьми! – воскликнула я, поднимаясь со стула. – Вы лгали мне с первой минуты нашей встречи. Я не могу поверить ни одному вашему слову, и вы это прекрасно понимаете.
Она напряженно уставилась на меня:
– Что вы собираетесь делать?
– Довести все до сведения Никки. Она мне за это заплатила и пусть решает сама, – ответила я и направилась к выходу. Схватив свой пиджак и сумку, Гвен поспешила за мной. Уже на улице она взяла меня за руку, но я отбросила ее ладонь.
– Кинси, послушайте... – Лицо у нее побледнело как полотно.
– Поздно дергаться, милая, – оборвала я ее. – Лучше поищите себе хорошего адвоката, он вам еще понадобится.
И быстро зашагала вниз по улице, оставив у себя за спиной растерянную Гвен.
Заперев за собой дверь, я попробовала дозвониться до Никки в ее дом на побережье. Насчитав восемь гудков, я положила трубку и прошлась по комнате, чувствуя в душе смутное беспокойство. Что-то было не в порядке, и я не могла понять, что именно. Никакого ощущения, что расследование близится к завершению.
Абсолютно никакого. Хотя формально уже вполне можно рапортовать о блестящем успехе. Ведь меня наняли, чтобы выяснить, кто убил Лоренса Файфа, и я справилась с заданием. Конец. Финиш. Но мне казалось, что я лишь в самой середине расследования и у меня еще полно несвязанных концов. Было ясно, что Гвен прикончила Лоренса, действуя отчасти спланированно, отчасти самопроизвольно, но все остальные факты не лезли ни в какие ворота. И почему эти фрагменты не укладываются в общую картину? Я не могла представить, для чего Гвен понадобилось убивать Либби Гласс, Гвен за долгие годы возненавидела Лоренса, вероятно, постоянно вынашивая способ, как его убить, и, может быть, даже не мечтая, что когда-нибудь ей это действительно удастся. Постепенно она изобрела вариант с олеандром, и тут подвернулся случай осуществить план.
Счастливый случай возник сам собой, а она им просто воспользовалась. Убийство Либби Гласс организовать было совсем не так просто. Да и откуда вообще Гвен могла о ней узнать? Как ей удалось выяснить, где та живет? Как удалось попасть в ее квартиру? И как, наконец, определить, какими лекарствами та пользуется?
Кроме того, я с большим трудом представляла Гвен, мчащуюся в Лас-Вегас. И тем более не могла вообразить сцену, когда она хладнокровно пристреливает Шарон Нэпьер. Ради чего? Какие тут могли быть причины?
Убийство Лоренса подвело черту под старой взаимной враждой, удовлетворило ее многолетнюю и яростную ненависть к нему, но зачем понадобилось убивать тех двух? Шантаж? Боязнь разоблачения? Это могло хоть что-то объяснить в случае с Шарон, но оставалась еще Либби Гласс. Гвен была твердо убеждена в справедливости своей мести. Так же как и в полной непричастности к гибели собаки. Ее яростное отрицание этого участия звучало достаточно правдиво. Во всем этом не было никакой логики.
Если только здесь не замешан кто-то другой. Убийца.
Меня прохватил легкий озноб. О мой Бог. Лайл? Чарли? Я присела на диван, часто заморгав и прикрыв рот ладонью. Я купилась на том, что посчитала, будто всех троих убил один и тот же человек, но, вероятно, ошиблась. Ведь возможен и другой вариант. Я быстро все прикинула. Гвен отравила Лоренса Файфа. Почему бы кому-то не воспользоваться ее изобретением и не извлечь из этого выгоду? При этом время преступления почти совпадает и метод тот же самый. Разумеется, со стороны все выглядит так, будто оба убийства – звенья одной цепи и дело одних рук.
Мне припомнился Лайл. В памяти всплыло лицо с неприятным бегающим взглядом: угрюмое, недоброжелательное и настороженное. Он, помнится, говорил, что встречался с Либби за три дня до ее смерти. Мне также было известно, что он слышал от нее о смерти Лоренса Файфа. Его, конечно, нельзя отнести к числу людей с развитым интеллектом, но он был достаточно ловким и сообразительным малым, чтобы обставить такое убийство, даже несмотря на свое пристрастие к наркотикам.
Я набрала номер диспетчера телефонной службы.
– Я собираюсь в Лос-Анджелес, – сообщила я ей. – Если позвонит Никки Файф, то, пожалуйста, передайте ей номер тамошнего мотеля "Асиенда" и попросите, чтобы она обязательно связалась со мной. Больше никому этот номер не давайте. И не говорите, что меня нет в городе. Буду периодически с вами связываться, чтобы узнать, кто мне звонил. Просто объясните, что я занята, а вы не знаете, где меня найти. Все понятно?