В голосе Колма послышалась грусть.
— Все уже произошло. Мы не можем теперь ничего изменить.
— Каким будет наказание? — Она почувствовала подступающую дурноту.
— Все зависит от того, какой в этот день будет судья. Это ее первое нарушение, то есть ее первое зафиксированное нарушение. Так что он может ее пожалеть, но, опять же, может пожалеть, а может, и нет. — Колм пожал плечами, потом взглянул на свои руки. — Еще важно, что скажет задержавший ее полицейский.
— Почему?
— Потому что, если она не оказывала сопротивления полиции и не создавала проблем, это могло бы что-то изменить, но опять же…
— Может, и нет, — озабоченно сказала Элизабет. — Ну и? Она оказывала сопротивление?
Колм весело рассмеялся:
— Потребовалось два человека, чтобы удержать ее.
— Черт, — выругалась Элизабет. — Кто ее арестовал? — Она снова начала грызть ноготь.
После некоторого молчания Колм сказал:
— Я.
От удивления она открыла рот. Колм всегда был очень мягок с ее сестрой. Он всегда защищал Сиршу. Элизабет просто онемела. Она была так взволнована, что прикусила язык и теперь чувствовала во рту вкус крови. Ей не хотелось, чтобы люди поставили на Сирше крест.
— Я сделаю все, что смогу, — сказал он. — Просто постарайся уберечь ее от неприятностей до слушания, которое состоится через несколько недель.
Элизабет вдруг поняла, что уже несколько секунд задерживает дыхание, и выдохнула:
— Спасибо.
Больше она ничего не могла сказать. Испытав большое облегчение, она, тем не менее, понимала, что это не победа. На сей раз никто не сможет защитить ее сестру, и той придется отвечать за свои поступки. Но как она присмотрит за Сиршей, когда даже не знает, где ее искать? Сирша не могла жить с ней и с Люком — она была слишком неуправляема, чтобы находиться рядом с ребенком, — а отец уже давным-давно выставил ее из дома.
— Я, пожалуй, пойду, — тихо сказал Колм и, надев кепку, побрел по выложенной булыжниками подъездной дороге.
Элизабет присела на крыльцо, пытаясь унять дрожь в коленях, и посмотрела на свою машину, покрытую грязными пятнами. Почему Сирша должна все портить? Почему все, все, кого Элизабет любила, уходили из ее жизни по вине младшей сестры? Она ощущала невероятную тяжесть, давившую ей на плечи. К тому же известно, как поступит отец, если они привезут Сиршу к нему на ферму, а они непременно так и сделают. Не пройдет и пяти минут, как он будет звонить Элизабет и ругаться.
В доме зазвонил телефон. Элизабет медленно поднялась с крыльца, повернулась и пошла в дом. Когда она открыла дверь, звонки прекратились, и она увидела, что Люк сидит на лестнице, прижав трубку к уху. Она прислонилась к деревянному косяку и, скрестив руки на груди, наблюдала за ним. На ее лице появилась слабая улыбка. Он рос так быстро, а она чувствовала себя оторванной от этого процесса, как если бы он все делал без ее помощи, без того воспитания, которое она должна была ему дать, но которое дать не умела. Она знала, что ей не хватает некоего особого чувства (иногда она вообще не испытывала никаких чувств), и каждый день сокрушалась о том, что материнский инстинкт не появился у нее в момент подписания документов по опекунству. Когда Люк падал и разбивал коленку, ее немедленной реакцией было промыть рану и заклеить ее пластырем. Ей казалось, что этого достаточно и вовсе не обязательно танцевать с ним по комнате, чтобы он перестал плакать и пинать в наказание землю, как это делала Эдит.
— Привет, дедушка, — вежливо сказал Люк.
Он замолчал, слушая, что говорит на другом конце его дед.
— Я обедаю с Элизабет и моим новым лучшим другом Айвеном.
Пауза.
— Пицца с сыром и томатным соусом, но Айвен еще любит, чтобы сверху были оливки.
Пауза.
— Оливки, дедушка. Пауза.
— Нет, не думаю, что оливки можно вырастить на ферме.
Пауза.
— О-лив-ки, — медленно произнес он по слогам.
Пауза.
— Подожди, дедушка, мой друг Айвен что-то мне говорит. — Люк прижал трубку к груди и внимательно посмотрел в пустоту. Потом снова приложил трубку к уху. — Айвен сказал, что оливка — это маленький маслянистый фрукт с косточкой. Его в субтропических зонах выращивают ради плодов и масла. — Он посмотрел в сторону с таким видом, будто кого-то слушал. — Существует много разновидностей оливок. — Он замолчал, посмотрел вдаль, потом продолжил: — Незрелые оливки всегда зеленого цвета, а зрелые могут быть как зелеными, так и черными. — Он снова посмотрел в сторону и прислушался к тишине. — Большинство созревших на дереве оливок используется для получения масла, остальные засаливают или маринуют и хранят в оливковом масле, рассоле или уксусе. — Он поднял глаза: — Айвен, что такое рассол? — Последовала пауза, потом он кивнул. — Ясно.
Брови Элизабет поползли вверх. С каких это пор Люк стал экспертом по оливкам? Наверное, он узнал о них в школе, он хорошо запоминает подобные вещи. Люк остановился и внимательно слушал то, что говорит ему дедушка.
— Ну, Айвен тоже хочет с тобой познакомиться.
Элизабет бросилась к телефону, пока Люк не сказал ничего лишнего. Отец и без того не всегда хорошо соображал, так что совершенно ни к чему рассуждать с ним о существовании (или отсутствии) невидимого мальчика.
— Привет, — сказала Элизабет, хватая телефонную трубку. Люк медленно, волоча ноги, поплелся на кухню. От его шарканья на Элизабет снова накатила волна раздражения.
— Элизабет, — раздался строгий деловой голос, в котором явно слышался напевный говор графства Керри. — Я только что вернулся и обнаружил твою сестру лежащей у меня на полу в кухне. Я ткнул ее ботинком, но так и не понял, жива она или нет.
Элизабет вздохнула:
— Это не смешно, и моя сестра, помимо всего прочего, еще и твоя дочь.
— Только вот не надо мне этого рассказывать, — сказал он презрительно. — Я хочу знать, что ты собираешься с ней делать. Я не желаю ее здесь видеть. В прошлый раз, когда она тут была, ей захотелось выпустить кур из курятника, и я целый день загонял их обратно. Это с моими-то спиной и ногами…
— Понимаю, но тут она тоже жить не может, это нервирует Люка.
— Ребенок еще слишком мал, чтобы нервничать. А она довольно часто вообще забывает, что родила его. Но ты ведь понимаешь, что он не может быть полностью твоим.
«Довольно часто» — это было еще мягко сказано.
— Ей нельзя приезжать сюда, — ответила Элизабет, стараясь не потерять терпение. — Она уже была тут и опять взяла машину. Колм только что пригнал ее. На этот раз все действительно серьезно. — Она сделала глубокий вдох. — На нее завели дело.
Отец немного помолчал, а потом воскликнул в сердцах: