Мрак процедил с отвращением:
— Калькулятор! Все рассчитал, кто сколько стоит. Эх, Олег… куда делись времена, когда я с топором, а ты с волшебным дрыном?
Олег ответил холодно, но Мраку почудилась глубоко запрятанная грусть:
— Не напоминай. Это бегство в детство, это слабость. Другим туда можно, нам — нельзя. Мы — сильные, Мрак. А это значит, ответственность на плечах у нас такая, что вот-вот хребет треснет. Но тащить надо. Кому много дано, с того много и спрашивается. Нам некогда просто посидеть и пивка попить, все мировые проблемы решаем! Думаешь, не понимаю, что это выглядит не только тяжко, но и скучно?.. То ли дело самому на скачущем коне да с длинным сверкающим мечом в грозно вздернутой длани!
Мрак шумно вздохнул, глаза мечтательно затуманились. Олег смотрел с горьким сочувствием. Мрак не дурак, но сознательно или бессознательно поставил барьер, ограждающий его психику. Скорее всего, бессознательно. Да, бессознательно, узнай Мрак о таком, сам постарался бы сломать барьер и… очутился бы перед той ужасающей бездной, в которую ежечасно смотрит он, Олег. А это бездна отчаяния и сомнений, когда приходится решать за других. Да не просто за других, за других и Мрак решает, а вот так: за целые страны, народы, религии, подвижку технологий, развитие каких-то идей, притормаживание других… И если приходится допускать вот до такого, как сейчас, когда произошла настоящая война, чуть ли не мировая, то это еще и признание, что где-то и в чем-то намного раньше прохлопал ушами, не учел каких-то тенденций, не сумел остановить вовремя, вот и выросло нечто уродливое, а при таких скоростях роста ничего не остается, как немедленная хирургическая операция, иначе осторожная и щадящая терапия может погубить всю цивилизацию.
Командующий ВВС США в Персидском заливе Фитцджеральд Моррисон вызвал наиболее доверенных летчиков, полковника Торстона и майора Уилкинса. С ними, тогда еще совсем молодыми асами, он сражался в этом же небе, когда Ирак вторгся в Кувейт и приходилось его защищать в знаменитой, а затем тут же барражировали в небе, прикрывая сухопутные войска в операции.
Тогда все они были молодыми, нет, он и тогда уже был немолодым, но это не важно, они летали, прикрывали друг друга, спасали друг другу жизни, ибо держался упорный слух, что на стороне арабов будут русские летчики-добровольцы на своих знаменитых или, а это настоящие противники…
Сейчас Торстон и Уилкинс стояли перед ним навытяжку, подчеркивая, что дружба дружбой, а перед боевым заданием они всего лишь его солдаты.
— Полковник Торстон, — проговорил Моррисон, — майор Уилкинс… Только вам я могу доверить самую большую тайну и только сейчас, ни минутой раньше. Однако никто не должен знать даже после выполнения вами задания. Вы поняли?
Они вытянулись всерьез, лица окаменели в ожидании.
— Вы знаете, что совершили арабы, — проговорил Моррисон с нажимом. — Началось с одиннадцатого сентября далекого 2001-го! Две башни Торгового Центра были символом нашей страны!.. И последние террористические акты по всей Америке… мы должны ответить адекватно! Ответить так, чтобы эти сволочи запомнили!
Их взгляды по-прежнему следили за ним с тем же немым вопросом. Разве нынешний ответный удар не адекватен подлому нападению войск Халифата? Разве это не полная расплата за все, за все?
— Нет, — ответил Моррисон, отвечая на немой вопрос. — Нет!.. Пропаганда — это одно, истина — другое. Мы знаем, что войну нам объявили не террористы. И даже не могучий Халифат. Войну нам объявил исламский мир…
Полковник Торстон осторожно прервал:
— Осмелюсь заметить, генерал Моррисон, мы выполним любой приказ. Нам не требуется обоснование. Мы — солдаты!
Майор Уилкинс кивнул:
— Мы солдаты.
— Я знаю, — тепло выдохнул Моррисон. Он обнял Торстона, потом Уилкинса. — Я знаю, но вы еще и друзья. Потому и сказал вам то, чего никому бы не сказал. Потому и выбрал для этой цели именно вас. Вы должны ударить в самое сердце исламской гадины!
Он вздрогнул, по лицу пробежала судорога. Полковник и майор промолчали, лишь незаметно переглянулись. Генерал справился с собой, сказал уже деловым голосом:
— Сейчас к вашим самолетам подвешивают бомбы большой мощности. Ваша цель — мечети Мекки и Медины. Вы, полковник Торстон, прежде всего сбросите бомбу на Каабу, вы знаете, это самое священное место для мусульман всего мира. Пусть ислам узнает, что мы вовсе не слабые. Пусть узнают, что, если нас вывести из себя, им же и придется очень плохо!.. Пусть запомнят, что отныне им лучше спрятаться в дальних углах планеты и больше никогда-никогда не выступать с заявлениями, что они-де поставят нас на колени. Своим бомбовым налетом вы, друзья мои, навсегда поставите точку в этой войне двух цивилизаций. Ибо мусульман надо не только разбить в военном отношении, но и устрашить.
Они стояли вытянувшись, оба побледнели. Моррисон поглядывал пытливо, задание в самом деле страшное, но не страшнее того, что выпало на долю экипажа, который сбросил атомную бомбу на Хиросиму. Правда, с тех пор накал сражений сильно поутих, битвы стали проходить под защитой всевозможных конвенций, гражданское население велено оберегать всеми способами…
Уилкинс шевельнулся, проговорил хриплым голосом:
— Я понимаю. Атомная бомбардировка Японии, да? Моррисон с облегчением вздохнул.
— Вы поняли абсолютно верно, полковник. Не примени мы тогда атомную бомбу, Япония сражалась бы до последнего человека. И свои бы япошки гибли миллионами, и наших убили бы сотни тысяч. А так… фактор устрашения! Одной-единственной бомбой мы уничтожили огромный город с мирным населением, не потеряв ни единого солдата.
Значит, можем и другие города… И Япония в страхе капитулировала.
Их лица медленно обретали цвет, он с удовлетворением следил, как во взглядах снова появилась гордость и самообладание. Да, тяжело бомбить невоенные объекты, но куда труднее было тем летчикам, что сбрасывали атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки! А сейчас уже знают на их примере, что это оправданно. Такой бомбардировкой спасут и жизни миллионов арабов, что сразу поймут тщетность сопротивления. Им нужно показать, что и американцы бывают свирепыми и жестокими, когда их заденут. Свирепыми, жестокими и кровожадными. Так что вспоминайте эту бомбардировку, как вспоминает весь мир Хиросиму, и ужасайтесь возмездию.
Олег внезапно прервал Викторию на полуслове, прислушался. Лицо покрыла смертельная бледность.
— Мрак! — вскрикнул он. — Мрак!
Голос был страшным, Виктория ахнула, в их комнате, где только они двое, внезапно прямо из стены выпрыгнул Мрак.
— Что случилось?
Он быстро взглянул на Викторию, она вздрагивала, но старалась держать себя в руках.
— Мрак, — сказал Олег сдавленным голосом, — давай на Ближний Восток. Один маньяк отдал приказ разбомбить мечети и Каабу. Быстро все останови… я не могу, я должен держать нити, не дать спутаться.