— Мне надо срочно встретиться со Шрамом. Спасти Рудиса может только он.
— Сыночек мой, за что они тебя взяли? — запричитала Минна, размазывая по лицу пьяные слёзы.
— Где Шрам? — строго спросил оперуполномоченный.
— Не знаю. Ничего не знаю.
Когда Матильде Цауне было предъявлено служебное удостоверение, хозяйка стала разговорчивой.
— Двое Рыжих в тюрьме, а третья ведёт аморальный образ жизни. Можно будет, наконец, выселить их отсюда? — поинтересовалась она.
— Очень возможно, но всё-таки желательно поговорить с юристом. К Минне ходят всякие: пьют, шумят, дерутся. Но кто они, хозяйка, к сожалению, не знает. Минна не считает нужным знакомить её со своими гостями.
В доме живёт ещё один квартирант, уже в годах, очень солидный, инвалид Великой Отечественной войны, был тяжело ранен в голову и контужен. На лбу до сих пор остался шрам. Сейчас он уехал к какому-то другу на своей инвалидной машине.
— Очень солидный и вежливый человек, — ещё раз подчеркнула хозяйка.
Возвращаясь к себе, оперуполномоченный думал:
«Люди честно занимаются своим делом, а где-то недалеко, как зверь в норе, прячется преступник, на совести которого, наверняка, не одно преступление». «Шрам на лбу, инвалидная машина» — не выходило из головы.
— Чем чёрт не шутит? — сказал он эксперту. — Сходи, сфотографируй отпечатки шин той инвалидной машины. Дорога там грунтовая, и их хорошо видно.
Узор на фотографии оказался точь-в-точь таким, как отпечатки протекторов машины, на которой ехал Шрам в день покушения на Дауманта. На следующий день у Матильды Цауне появился ещё один солидный квартирант. Его в полной мере удовлетворила необжитая и давно не отапливаемая комнатка на чердаке.
— Только на лето, — сказал он, заплатив за месяц вперед. — Здесь у вас, как в деревне: зелень, цветы. Прописывать не надо. Я от семьи сбежал, чтобы закончить роман. Дома дети шумят, носятся по комнатам, жена по очередям гоняет. А здесь полный покой и тишина.
— О-оо! Вы писатель? — выдохнула хозяйка.
— Может быть, хозяйка не откажется приготовить писателю чашечку чая утром и вечером?
— И обед, если пожелаете, — предложила Цауне.
Будущий жилец галантно поцеловал ей руку:
— Тогда у меня будет всё необходимое для плодотворной работы.
По утрам и вечерам новый жилец в спортивном костюме бегал по саду, после обеда колол дрова, а в остальное время усердно работал. Так продолжалось неделю.
В ночь на понедельник в ноль часов пятьдесят минут зазвучал радиотелефон:
— «Центр»! «Центр»? Я — Писатель! Дичь нашлась.
— Будем через пятнадцать минут. Один ничего не предпринимай. Слышишь? Всё!
«Солидный» жилец Матильды Цауне поставил свою машину в сарай и через веранду вошел в свою комнату. «Писатель» осторожно спустился по чердачной лестнице. За дверью было слышно, как прибывший умывается. Потом заскрипели кроватные пружины, и погас свет. Услышав настойчивый стук, Шрам бросился вон через окно и попал прямо в руки оперативников.
Главный преступник за решёткой, но следствие продолжалось, пока не были распутаны все нити. Оказалось, что Шрам сбежал из колонии, где отбывал наказание вместе с отцом Рыжего Рудиса.
* * *
Прошло дней десять, когда к Дауманту вернулось сознание. Рука была тщательно перевязана и закреплена в гипсовом ложе. Пальцы распухли и не двигались. Если б не треснутый ноготь большого пальца, он был бы уверен, что это не его рука, а какого-то другого, гораздо более крупного человека. Иногда ладонь чесалась, как будто по ней бегал миллион муравьев.
— Ты шевели пальцами, упражняй их, — советовал доктор.
— Зря вы стараетесь. Калека никому не нужен.
— А что, культя вместо кисти лучше? — разозлился Вилнис Грава, вспомнив напряженную ночь операции: столько усилий потребовалось, чтобы этот парень не стал инвалидом.
Даумант молчал.
Может, не надо было вмешиваться? Тогда он не раздумывал, а действовал, как подсказывала совесть. И что теперь? Однорукий калека. Какое противное слово! Как карканье вороны. А как же Байба? Ну, на этом крест! Конец мечтам и надеждам! От всех этих мыслей раскалывалась голова.
Сестричка принесла лекарство, но напрасно она заговаривала с парнем. Отвернувшись к стене, он не отвечал.
— Самое главное лекарство — воля к жизни, — говорил доктор Грава матери Дауманта. — Сначала надо победить апатию.
Мать позвонила в училище. Отсутствие Дауманта там было заметно: танцевальному коллективу не хватало танцора, редколлегии — главного художника.
Первыми к Дауманту пришли Байба и Даце.
— Ты теперь наш кровный брат, — присев на край постели, сообщила Даце. — В тебе кровь многих из нас. И мы все за тебя в ответе.
— Кому я такой калека нужен?
Байба, глотая слёзы и не в силах выговорить ни слова, смотрела на Дауманта.
— Как тебе не стыдно! Радовался бы, что голова цела, её бы тебе ни один чудо-доктор не пришил.
— Это было бы лучше для всех.
— Для кого это для всех? — возмутилась Даце. — Для матери? Для отца? Плыл по жизни сверху, как поплавок, а теперь, когда жизнь тебя испытывает, — в кусты! Одним словом, училище тебе надо кончать вместе с нами. Здесь «Технология изготовления одежды» и «Производственное обучение».
— Идите вы все… — Даумант отвернулся к стене. — Что я за портной с одной рукой?
Мать дала знать, чтобы гости вышли, и последовала за ними.
— Не плачь, Байба, — успокаивала она девушку. — Все будет хорошо. Самое страшное уже позади. Даумант вбил себе в голову, что рука останется неподвижной, и очень переживает из-за этого.
Наконец, пришел долгожданный день, когда врач снял гипсовую повязку. Рука была опухшей. Пальцы неподвижны. Суставы болели. Доктор осторожно прощупал каждую косточку.
— Согни-ка ладонь.
— Больно.
— Естественно, ведь она так долго была без движения. А теперь поздороваемся. Сожми крепче! Ещё крепче! Можешь считать, что нам обоим повезло, — улыбнулся врач.
— Я в самом деле не буду калекой?
— Нет, теперь я тебе могу это смело обещать.
— И снова смогу заниматься боксом?
— Ну это придётся отложить. По крайней мере, на год.
— Спасибо, доктор!
* * *
Кусая губы от боли, Даумант левой рукой разминал пальцы правой руки, в которую мало-помалу возвращалась жизнь.
— Всё в порядке, — сказал доктор Грава матери Дауманта. — Депрессию преодолели. Теперь начнётся выздоровление. Если так пойдёт дальше, через пару недель выпишем.