– Могу, – равнодушно сказала Жанна. – Это «Красная стрела»…
– Ты как будто чем-то недовольна? – осторожно поинтересовался он.
– Нет, Артур, все в порядке…
Артур расстегнул пиджак, налил коньяк в рюмки.
– Понюхай… мм-м! Какой букет…
– За что пьем?
– За нас.
– Артур!
– Ну ладно, ладно – за успешное выполнение миссии! – с намеком, понятным только ему самому, произнес он. Жанна благосклонно кивнула.
– У меня есть замечательная сырокопченая колбаса, – снова намекнул он.
– Не хочу.
Ну, не хочет – оно и лучше. Без закуски она быстро сдастся, станет добрее. А у него, Артура, есть антипохмельные таблетки – с их помощью он будет контролировать ситуацию.
– Осинин будет нас встречать, ты не в курсе?..
– Не знаю… – пожала Жанна плечами. – Я думаю, сами доедем. Или дойдем. По-моему, это где-то недалеко, на Невском.
– В гостиницу заходить будем?
– Откуда я знаю? – рассердилась она. – Завтра будет завтра…
«Не в духе… Ну ничего, мы еще по рюмочке!»
У Ложкиной скверный характер – это тоже было всем известно.
– За здоровье…
– Согласна, – она чокнулась с ним, усмехнулась. Господи, до чего красива… Приятное тепло разливалось по телу. С каждым глотком Артур чувствовал себя все уверенней.
– Едем в Северную Венецию… Город на Неве! – произнес он торжественно, подняв палец.
– Ух ты, а это что? – Она ухватила его за руку, принялась разглядывать часы на запястье. – Какие… Потапенко, ты пижон!
– Да ну, брось… обычные часы, – снисходительно пожал он плечами. – Между прочим, выдерживают давление до тысячи атмосфер.
– Что, серьезно? – Жанна держала Артура за руку, ее волосы касались его щеки. От нее нежно, очень нежно пахло какими-то необыкновенными духами – у Потапенко даже сердце защемило. – С ними можно так глубоко нырять?
– Ну, Марианская впадина все равно останется недоступной…
– Артур, а зачем они тебе? – бесхитростно спросила Жанна. – Питер хоть и Северная Венеция, но нырять так глубоко там все равно не придется!
– Ты странная… – ласково произнес Потапенко и коснулся губами ее затылка.
– Нет, это ты странный! – лениво отстранилась Жанна. Но не сразу – и эту медлительность Артур воспринял как добрый знак.
Он снова налил коньяка в рюмки.
О чем говорить с Ложкиной в данной ситуации, он не знал. Обсуждать завтрашний день она не хотела, о работе ему самому говорить было лень… Потом вспомнил статью из мужского журнала, недавно прочитанную, – неплохо обсудить кинофильм или книгу, эта старая добрая схема до сих пор не устарела.
– Недавно был на премьере… – задумчиво произнес Артур. – Смотрел этот новый фильм Кустурицы…
– Не люблю Кустурицу, – заявила Жанна. – Цыгане все время бегают, кричат, руками машут…
– Там совсем не про цыган, – мягко заметил он. «Авторское кино для нее слишком сложно. Надо бы чего попроще… Женщина ведь!»
– А этот сериал, что сейчас на первом канале идет, о пятидесятых – смотрела?
– Нет.
– Не любишь сериалы? – удивился он.
– Да дело не в этом… – засмеялась Жанна. – Тоже все как-то неестественно. Тычут в глаза всякими историческими реалиями, которым почему-то с трудом веришь! Героиня с перманентом строчит на швейной машинке «Зингер», герой в рубашке «поло» и нарочито широких брюках произносит пламенную речь о своем желании отправиться на целину… Непременно Сталин с трубочкой, непременно зловещий Берия – блестит очками и таращится на хорошеньких и невинных девиц, непременно призрак ГУЛАГа, который грозит разлучить влюбленных… Отмытые студенты театральных вузов, которые пляшут под патефон в тихом дворике, старательно изображая атмосферу тех лет… А как надоели одни и те же актеры!
– Вот ты, оказывается, какая, Жанна Ложкина… – снисходительно протянул Артур.
– Какая?
– Тонкая, сложная натура!
– Перестань, Артур, – устало отмахнулась она. – Ты-то почему все время играешь?
– Разве я играю?
– А то!
Артур Потапенко почувствовал раздражение. Жанна решительно не признавала тех правил, которые давно и всем были известны. И она совсем не пьянела… В отличие от Артура, у которого реальность уже потихоньку начала искажаться.
– Один момент… – извинился он и вышел в тамбур. Там, у окна, сосредоточенно разжевал антипохмельную таблетку.
Вернулся и снова налил коньяк в рюмки.
– Ну, за искренность!
Жанна выпила, отставила рюмку от себя.
– Все, Артур, больше не буду…
– Зря, зря… Это ж не коньяк, это амброзия! – осуждающе произнес он и налил себе еще, надеясь вдохновить своим примером Жанну. – В наше время, когда все заполонил суррогат…
Ложкина опять смотрела в окно, и тени бежали по ее лицу, странно изменчивому, неуловимо прекрасному – «и прелести твоей секрет разгадке жизни равносилен…». Кажется, именно так сказал поэт.
У Артура защипало глаза, и он подсел к ней ближе.
– Жанна… Ну почему ты такая жестокая, а? О чем ты думаешь? Чего тебе еще не хватает?.. – с упреком произнес он.
– Артур, перестань, – равнодушно ответила Жанна.
– Вот ты скажи – ты кого-нибудь любишь? – чуть не со слезами в голосе настаивал он. – Есть хоть кто-то или что-то, способное тронуть твое сердце?
– Артур…
– Нет, ты скажи! – воскликнул он.
– А тебе чего не хватает? – Она повернулась, в упор посмотрела на него своими глазищами.
– Тебя и не хватает… – пробормотал он завороженно. Поезд трясло на стыках. У Артура было чувство, будто он летит на «американских горках» то вверх, то вниз. – Жанна… Ты ведь не знаешь… А я давно хотел сказать, что я…
Он закрыл глаза и потянулся к ней губами, едва не плача от умиления – так велика была его любовь к ней. Он буквально только что осознал размеры этой любви, ее глубину… Пожалуй, если нырнуть, то будет поболее тысячи атмосфер!
Она оттолкнула его и села на диван напротив.
– Ложись спать, Артур.
– О, как ты жестока…
– Выгоню! – предупредила она.
– За что? За то, что люблю? – с обидой произнес он. – Ты ведь… как это? Ты ведь просто зажралась, Жанна! Стольких людей, можно сказать, погубила…
– Перестань. – В голосе ее были металл и лед. Ага, значит, задело! – Выгоню за недостойное поведение…
– А что ты сделала с Юркой, помнишь? – упрямо продолжал Артур Потапенко. Теперь у него была другая цель – доказать Жанне, насколько она не права. – Он из-за тебя, из-за тебя! – с двенадцатого этажа сиганул… Мозги по всему асфальту… Ты это видела, а? Его в закрытом гробу хоронили, между прочим!