– Я люблю тебя.
– И я тебя люблю...
Она поцеловала его и хлопнула дверцей машины.
Алексей подождал, пока она войдет в подъезд, а затем уехал.
Дома тихо и пусто без Мики, без Алексея. Завтра Кате на работу с утра пораньше, а завтра – тридцать первое декабря. «И кто придумал в такой день работать...» – лениво подумала она, скидывая с себя одежду.
На полках стенного шкафа – от пола до потолка – стояли фигурки деревянных коней. У Кати было хобби – она вырезала из дерева, причем только этих животных. На подоконнике стояла заготовка – чурбачок из ольхи, на котором контуры будущего скакуна были едва намечены, а рядом набор специальных инструментов – стамеска, резак, рашпиль... Хобби было отнюдь не женским, но Катя ничего не могла с собой поделать, для нее не было ничего слаще в свободную минутку взять в руки дерево и стесать лишнее, чтобы появился на свет очередной конь-огонь – с резной гривой, длинной изящной мордой и тонкими ногами, готовыми, кажется, в любую минуту унести его вскачь...
Но сейчас она слишком устала.
Катя приняла душ, выпила пустого чаю и легла спать. Но долго не могла заснуть – мешала, давила на уши тишина. Современные пластиковые окна не пропускали ни одного звука с улицы.
Эту квартиру Катя купила сама несколько лет назад, когда поняла, что не в силах больше жить со своей родней. Она искренне их всех любила – и маму, и бабу Лизу, и своих бестолковых теток, которые часто наведывались к ним, но...
Квартиру Катя купила, когда самого дома еще и в помине не было, рабочие только котлован рыли. Зато квадратные метры на этой, так называемой нулевой стадии стоили гораздо дешевле, чем если бы Катя покупала уже готовую квартиру. «Омманут! – предрекала баба Лиза. – Денежки возьмут, а дом не построют! Ох, Катька, неймется тебе...»
Но дом тем не менее построили – почти к обещанному сроку. И Катя с сыном переехали сюда. Мика, тогда еще несознательный детсадовец, был в полном восторге – он любил все новое, незнакомое.
Катя потом еще год расплачивалась с долгами. Но это были такие пустяки по сравнению со свободой, которую она обрела... Ведь свобода дороже всего, твердила она себе все время. Это были не ее слова – чужие, но тем не менее она свято верила в них.
Она заснула, и ей сразу приснился Алексей – как будто бы он рядом и ему никуда не надо уходить...
* * *
В третьем часу Нелли проверила, заперт ли шкаф с реактивами, выключены ли автоклав с сушильным шкафом. И только потом сняла с себя халат.
Здесь, в лаборатории молочного завода, вечно витал сладковатый творожистый запах, очень неприятный и непривычный для постороннего человека, но почти незаметный для тех, кто здесь работал.
Нелли последние десять лет являлась заведующей лабораторией. Ее работа микробиолога была довольно рутинной – бери пробы черпаком да сиди потом целый день у микроскопа в обнимку с так называемой чашкой Петри – плоской стеклянной миской, чем-то похожей на пепельницу.
– С наступающим, Нелли Георгиевна! – крикнули ей на проходной.
– И вас так же! – весело ответила она.
Она села в свои «Жигули» и сразу же отправилась в большой супермаркет. Набрала целую тележку продуктов, потом еле запихнула все это в багажник. Затем заглянула в сувенирный магазинчик, который располагался тут же, возле супермаркета, и купила заколку для галстука, серебряную визитницу и серьги из янтаря.
«И зачем только все на последний день отложила!» – с отчаянием подумала она, продираясь сквозь людскую толпу обратно к машине. Но позаботиться обо всем заранее Нелли не могла – слишком много хлопот у нее было. И работа, и дом...
Она заранее позвонила дочери – чтобы та спустилась и помогла ей с сумками.
Когда Нелли подъехала к своему подъезду, Поля – подросток-переросток – уже ждала ее у входа, кутаясь в ярко-желтую осеннюю куртку, а рядом с дочерью...
– Господи, Герман! – обрадовалась Нелли, вылезая из машины. – Все-таки выписали!
– Не выписали, я сам от них сбежал! – усмехнулся Герман, ее двоюродный брат. Небритый, бледный, с зеленоватыми тенями возле глаз...
Что ж, язва желудка никого не красит. Раньше Герман крепко пил, и жена ушла от него к другому вместе с детьми. Потом он пить бросил, но жена все равно не вернулась. Герман маялся желудком и ненавистью к своей бывшей половине – скорее всего, именно эта ненависть, точно кислота, и разъедала его изнутри. Нелли любила брата и жалела.
– Твой-то где? – спросил Герман, перехватывая у Нелли тяжелые сумки.
– Как где... на работе. Поля, умоляю, осторожнее – там стеклянные банки! И зачем ты эту куртку надела – мороз же на улице!
– Отстань! – огрызнулась Поля.
– Полюшка-Поля... – Герман свободной рукой прижал к себе племянницу. Он питал к Поле поистине отцовскую нежность с тех пор, как ему запретили встречаться с собственными детьми. – Выросла-то как! Нелли, я ведь вас с осени не видел...
– Выросла, а мозгов не больше, чем у канарейки! – сердито произнесла Нелли уже в лифте. – Поругалась с историчкой, и та ей теперь больше тройки не ставит.
– Мама!
– Ну что – мама...
– Не ругай ее, у Поли переходный возраст, – заметил Герман.
– Знаем мы этот возраст...
– Мама!..
Поле было пятнадцать. Странное, неопределенное, тоскливое безвременье – уже не дитя, но еще и не взрослая...
Дома Нелли бросилась сразу же на кухню. Поля и Герман хотели помочь ей, но Нелли их выгнала – все равно от них никакого толку.
Через час забежала в гостиную – там Поля с Германом увлеченно играли в шашки. Поля рассеянно грызла конец тонкой рыжей косицы. Она была в мать – такая же рыжая и конопатая.
– Поля, папе позвони! Что-то он застрял...
– Папа сам только что звонил, – сказала Поля, не отрывая глаза от доски. – Сказал, что через полчаса будет.
– Что же ты мне сразу не сказала! – рассердилась Нелли.
– Ну вот – говорю. Папа будет через полчаса, – раздельно произнесла Поля.
– Нелька, да успокойся ты! – строго произнес Герман. – В такой день нельзя ругаться.
– Пьют они там, – мрачно произнесла Нелли, вытирая руки о фартук. – В этом банке своем...
– Не пьют, а отмечают, – вскользь заметила Поля, внимательно глядя на доску с шашками. – А мы вот так, так... и в дамки! Что, дядь Герман, сдаешься?
– Сдаюсь... И что плохого в том, что отмечают? – спросил двоюродный брат. – Он же деликатный человек, не будет в стельку надираться... Кто он у вас по должности?
– Папа – руководитель отдела кредитования, – важно произнесла Поля. – Занимается анализом инвестиционных проектов и все такое...
– Серьезный человек! – благоговейно поднял палец Герман. Он не мог не уважать Неллиного мужа, поскольку, будучи безработным, существовал на то, что перепадало ему от родни.