Столько лет он прожил без этой женщины, почти забыв о ней, а теперь она вдруг пришла и заставила думать о себе.
Он и ненавидел ее так потому, что она забирала его всего, целиком, и не давала вырваться. Любовь к ней – как кандалы. В одно мгновение все чувства, давние и свежие, сиюминутные, промелькнули в нем, и Ганин не выдержал – короткий стон вырвался из его груди. Неожиданное открытие никакой радости в нем не вызвало. Тем более – в свете происходящего.
– Ну же, держись! – он встряхнул Катю. Отстранился. Посмотрел ей в лицо.
Она сидела напротив него, тонкая и беззащитная, враз потерявшая всю свою надменную самоуверенность. В глазах у нее стояли слезы, уголки губ слегка кривились. Нежнейший, несмотря на искреннее горе, цвет лица. Глаза такого странного оттенка. Темные, как дым, спутавшиеся длинные волосы. Акварель...
Впрочем, не имело никакого значения, красива она или нет.
Или имело?
Она встала и, сжимая руки, бесцельно прошлась по комнате.
Ганин следил за ней взглядом, пытаясь понять, какая же она, эта женщина. Плохая или хорошая? Глупая или умная? Добрая или злая? И не мог. Потому что это опять-таки не имело никакого значения – стоило ему вдохнуть запах ее кожи. «Она ни на кого не похожа, – обреченно подумал Ганин. – И я знал об этом раньше. Даже сам говорил когда-то ей об этом. Ну да... Как же я ее назвал?»
– Гриша...
– Что? – вздрогнул он.
– Наверное, я тебе мешаю... – тихо пробормотала она. – Я бы ушла, честное слово, но... Мне кажется, если наш мальчик вернется, то он вернется именно сюда.
– Ты мне нисколько не мешаешь! – мрачно произнес он. – В конце концов, это касается нас обоих. Да я и сам тебя никуда не отпущу! Ты же не в себе...
«Эльфийская дева... Ну да, именно так я ее когда-то назвал! – вспомнил он. – Потому что она не была похожа на обычную женщину. Уж бог знает почему, но совсем не похожа! В ней что-то... Даже и понять нельзя, почему она такая особенная! – с досадой заключил он. – Вон, как будто и не изменилась совсем...»
Ганину стало настолько не по себе, что он вышел в соседнюю комнату. Там стоял макет железной дороги.
«Нет, это невозможно... – с бессильной яростью подумал он. – При чем тут мой сын?! Если хоть один волосок упадет с его головы, я... я на кусочки разорву этих двух ненормальных – братца и сестру!»
Он настолько привязался к сыну, что уже и не мыслил своей жизни без него. Они с Микой еще о стольком не успели поговорить! У них была целая куча планов на летние каникулы... И они так и не успели выбрать новый автомобиль для Ганина! Листали, листали журналы, ходили даже вместе в соседний автосалон, смотрели на проносящиеся мимо машины, сравнивали их... Дело, конечно, не в машине, а в том, что само это занятие было интересно сыну. Он, Ганин, научил бы его ездить... Он очень многому должен его научить!
И ведь что самое обидное – они так мало были вместе... Всего месяц! Это очень мало – тем более что надо было наверстать потерянные годы. Все те одиннадцать лет, что мальчик жил без него.
Он бы помог ему учиться. Помог бы выбрать профессию. Армия? Нет, ни за что. Впрочем, мнения Мики на этот счет Ганин пока не знал... Да, еще он подсказал бы сыну, как надо относиться к женщинам. Хотя сам он в этой области, если честно, большим специалистом не был, но все же...
Они сохранили бы с сыном самые дружеские отношения – до конца. До самого конца... До того дня, когда придет его, Ганина, час и настанет срок слиться с вечностью. Тогда его сын закроет ему глаза – и это будет самое достойное завершение его, Ганина, земного существования.
Вот как представлял свою дальнейшую жизнь Григорий Ганин.
Но то, что происходило сейчас, никуда не годилось.
Пережить собственного ребенка? Всего месяц провести рядом с ним и потерять? Потерять взрослого, славного мальчика – совсем непохожего на других детей...
Ганин со всего размаху швырнул в стену подвернувшийся ему под руку стул.
– Ганин, что случилось? – услышав грохот, тут же беспокойно позвала из другой комнаты Катя.
– Ничего, – он снова вышел к ней. – Вот что, Катя...
Она молча остановилась перед ним, подняла на него глаза.
– Катя, ты не должна была так делать. Ты не имела права скрывать от меня сына.
– Мы уже говорили об этом, – ответила она одними губами.
– Нет, ты меня, видимо, не поняла... Ты должнабыла поставить меня в известность! – едва сдерживаясь, произнес он. – Должна!
– Но ты уехал...
– Ну и что? Ну и что! – закричал он. – Неважно, какие у нас были отношения, ты в любом случае обязана была рассказать мне обо всем!
– Ты уехал!!!
– Катя... – Он железной хваткой вцепился в ее плечи, повернул – и комната закружилась вокруг них.
– Ты сам во всем виноват, – ответила она с ненавистью. – Ты меня не любил. Если бы любил, то все было бы по-другому.
– Я. Тебя. Любил! – раздельно ответил он.
Комната продолжала быстро вертеться вокруг них.
– Неправда, – холодно возразила она.
– Правда! Это ты меня не любила. Я тебе никогда не нравился. До сих пор не могу понять, зачем ты со мной встречалась...
– Ганин, я про тебя не могу понять то же самое!
– Целых одиннадцать лет... Целых одиннадцать лет ты молчала!
– Ты мог бы вернуться...
– Я и вернулся! – закричал он. – Я вернулся! Именно потому, что понял – я без тебя не могу! Бесполезно было удирать на другой конец света, когда ты, Катя, все равно осталась в моем сердце. Пару лет я там промучился, а потом вернулся – к тебе.
– Что? Ко мне?! Почему же тогда я тебя не заметила... – недобро засмеялась она.
– Мне сказали, что ты вышла замуж и родила ребенка, – вот почему!
– Кто тебе это сказал?
– Да бабка твоя – вот кто!
– Баба Лиза? – с недоумением спросила Катя. Комната перестала вертеться перед ней, и Катя чуть не упала. Ганин едва успел подхватить ее.
– Она самая!
– Минутку... Я не понимаю... Зачем она тебе это сказала? Неужели нарочно? – Катя медленно опустилась на диван. – Баба Лиза сказала тебе...
– В том-то и дело, что не нарочно, – язвительно ответил Ганин, стоя перед ней. – Она меня даже не узнала. Нарочно... Ничего подобного! Я, как прилетел, первым делом позвонил тебе. К телефону подошла твоя бабка. И, на мой вопрос, как бы мне переговорить с Катей, буркнула, что Катя здесь не живет, что тебя надо искать в другом месте. Что ты с мужем и ребенком прописана совсем в другом месте. И она весьма любезно продиктовала твой новый телефон.
– Что?
– Что слышала!