– Да, ты с ними подолгу трепался и о такой ерунде, что меня наизнанку выворачивало... – громко захохотав, перебила Егора Надя. – Я всегда уши затыкала! Прогиб профиля, жесткость арматуры, поставщики, завод в Уфе, какая-то Гиена Потаповна...
– Генриетта Потаповна, главный бухгалтер! Ей пятьдесят шесть! Слушай, Надя, я, между прочим, по работе разговаривал!
– Нет, ты лучше расскажи, что дальше было, не меняй тему... – снова нетерпеливо перебила его Надя.
– А дальше... – Егор вдруг нахмурился. – Ну... дальше произошло то, в чем я теперь глубоко раскаиваюсь.
– Что, прямо так сразу и произошло? Она предложила тебе бокальчик вина, а ты на нее набросился? – криво усмехнувшись, спросила Надя. Ее все сильнее начинала колотить дрожь, словно вдруг резко наступила зима, а она шла в своем легком терракотовом плащике нараспашку, с непокрытой головой – через льды и снега.
– Нет, не сразу... – медленно произнес Егор. – Послушай, я не уверен, что мы с тобой должны обсуждать и это.
– А мне интересно! – с нездоровым азартом воскликнула Надя. – Когда, с какого момента, что послужило толчком – слово, взгляд, прикосновение...
Она вдруг вспомнила Альбину – той тоже хотелось знать, с чего начался роман Нади и Леона. Обычная разновидность женского мазохизма.
– Я не... я не очень хорошо помню, – волнуясь, пробормотал Егор, и кончики его ушей слегка покраснели. – Хотя, если тебе действительно важно знать... ну, для того, чтобы расстроиться еще сильнее, а потом освободиться от этих мыслей – уже раз и навсегда... В общем, выпили мы с ней по стакану...
– По бокальчику вина, – поправила Надя. – Так, дальше...
– Не очень уверен, но, кажется, потом Лиля стала рассказывать мне что-то о своем одиночестве... С тех пор год прошел, даже больше, я вполне могу что-то напутать.
– Лилька – одинокая?! – Наде стало почему-то невыносимо весело, теперь все внутри нее дрожало и колотилось. – Прохоров, ты о чем?! Да у нее... да она...
– Она говорила о другом одиночестве, – хмурясь, продолжил Егор. – Ну, о том, когда никто не понимает, когда поговорить не с кем, даже если людей вокруг полно.
– Боже, какая дешевка! И ты на это купился?
– Нет, конечно! – разозлился Егор. – Зато потом...
Он вдруг замолчал и с ненавистью посмотрел на свою бывшую жену.
– Ну, что же ты? – подтолкнула Надя его локтем.
– Не буду тебе ничего говорить! – мрачно произнес он. – Это было давно, и я забыл обо всем. А подробности тебя только расстроят.
– Они расстроили бы меня раньше, год назад, когда я еще любила тебя. А теперь мне все равно!
– Надя...
– Что – Надя? Надя... Ну ладно, тогда, в первый раз, понадобилось зачем-то холодильник передвинуть. Передвинул. Один раз. В тот день. Это еще ничего. Наверное, как-то можно понять... И даже простить... Но у вас был роман! Долго!
– Нет, не очень. Неделю ты ни о чем не догадывалась. Потом я сказал тебе, что я влюбился и нам надо поговорить, обсудить, понять, что же такое произошло... Но ты меня выгнала! Еще недели три или четыре я встречался с Лилей, пока не понял, что совершил ошибку. Что она мне не просто не нравится – она для меня вообще чужой, неинтересный человек! Может, для кого-то она и интересна – да хоть для этого, для Адама ее... Но только не для меня!
– Ах, какие же мы честные и правильные! – фыркнула Надя. – Не знаю ни одного мужчину, для которого бы Лиля Лосева была неинтересна. И все ты врешь. Просто к ней Адам вернулся, и она тоже тебя выгнала.
– Она – никакая! Она все время играет, точно мартышка в цирке! – вдруг взорвался Егор. – Я ей еще до возвращения Адама пытался сказать, что мы с ней должны расстаться. Но она чего-то все цеплялась за меня, не отставала – знаешь, так, как только женщины и умеют цепляться...
– Наверное, влюбилась... – подсказала Надя.
– Нет! Она тебе хотела сделать больно!
– Слушай, Егор, это уже не хорошо... – как-то низко, не по-мужски, хотя я ни в коей мере не оправдываю Лильку. Не смей говорить о ней плохо.
– Да, ты права... – моментально остыл Егор. – Она тут ни при чем. Во всем виноват только я.
Они замолчали, стоя друг перед другом посреди чахлого сквера. За углом был Надин дом.
– Егор, вот что... – Надя заметила, что и Егора колотит мелкая дрожь.
– Да, Надя? – Он взял ее руку и поднес к губам.
– Егор, я... Я много думала об этом и... Я тебя все-таки прощаю. Ой, погоди, ты оторвешь мне руку, дай договорить! Прощаю в том смысле, что больше не думаю о тебе с ненавистью. Бог с тобой. Живи счастливо. Ты... ты хороший. Но не для меня, нет. Расстанемся друзьями.
– Я не хочу друзьями! Я вообще не хочу с тобой расставаться!
– Ты как ребенок, Егор... – вздохнула Надя. – Я бы, правда, хотела тебя простить... так, как ты хочешь. Но... не могу. Во-первых, потому что у меня такой характер, а во-вторых...
– У тебя кто-то есть? – широко открыл глаза Егор. – Мы не обсуждали эту тему с Альбиной, но мне кажется...
«Какое счастье, что Альбина не рассказала ему о Леоне! Егор непременно использовал бы это против меня. Наверняка стал бы твердить, что мы с ним в одинаковом положении и что я должна быть к нему снисходительной...»
Надя молчала. В широко раскрытых глазах Егора плескались отчаяние и растерянность. Похоже, до сих пор ему просто не приходила в голову мысль о том, что у Нади «кто-то есть».
– Тебе все правильно кажется, – неопределенно ответила Надя.
– Кто он? – потерянно спросил Егор, а потом скороговоркой забормотал: – Слушай, это тоже ненадолго, это пройдет... А потом ты поймешь, что тебе нужен только я...
– Нет.
Теплый, почти летний ветер закружил вокруг них хоровод листвы. Надя вспомнила свой последний разговор с Лилей. Предательница Лиля говорила ей странные вещи – о том, что она не должна отталкивать от себя Егора. Предательница Лиля сказала – клин клином вышибают. Чтобы забыть Леона Велехова, нужен кто-то, кто бы помог Наде забыть ее сумасшедшее увлечение. И таким «клином» вполне может быть Егор.
– Неправда... – Егор провел тыльной стороной ладони по ее щеке. – Ты меня еще любишь.
«А что, если правда – не отталкивать Егора?.. Сказать – ладно, давай начнем сначала. Он так обрадуется! Я помню, как он умеет радоваться... Он начнет меня обнимать – сильно, словно собирается сломать мне ребра. Непременно оторвется пуговица на костюме, расстегнется лифчик, с волос слетит заколка... Хотя нет, я сама уже сняла ее... – Надя машинально провела по своим волосам. – Мы пойдем домой, он все время будет меня тискать, прижимать к себе... По квартире начнет ходить по пятам, стоять под дверью ванной – если мне вздумается пойти в ванную, и ждать... Потом скажет, что только мою еду он может есть, а все остальное – гадость и отрава... А вечером будет вопить, чтобы я бросала свой перевод и шла к нему, потому что он, видите ли, не может заснуть, если меня нет рядом...»