– А ты?
– А я ему сказала, что не останусь с ним ни за какие коврижки.
– А он?
– Ну, он, само собой, обещания всякие давал. Что не будет пить, что прервет все отношения со своими дружками, что больше ни на одну женщину не посмотрит. Ну, кроме меня, конечно... – буднично стала перечислять Рая.
– А ты?
– А я его послала куда подальше! – рассердилась Рая. – Неужели самим не ясно, что я Колесову могла сказать?
– Какая же ты молодец, Райка! – вздохнула Лиля. – Так и надо... Наденька, душа моя, ты, кажется, упоминала, что у тебя кое-что есть...
Надя сначала не поняла ее, а потом спохватилась:
– Да, точно! А я и забыла совсем...
Она достала из серванта бутылку красного вина, попыталась открыть самостоятельно.
– Дай мне! – не вытерпела, выхватила у нее бутылку Рая. – Господи, и откуда у тебя руки растут, непонятно...
Когда вино было разлито по бокалам, Лиля сказала:
– За нас, девочки! Что-то нас все меньше... Мы с тобой, Наденька, вдвоем остаемся...
– Совсем забыла! – вдруг спохватилась Рая. Она принесла еще один бокал, налила в него вина и поставила в стороне. – Это как будто для Альки.
– Она же не пила... – машинально напомнила Лиля.
– Ну и что! Теперь ей все можно...
Они замолчали, глядя на этот бокал.
– Нам ее так не хватает! – с сожалением произнесла Надя. – Она мне снится часто – как будто она жива и мы все снова вместе. Смеемся, разговариваем, куда-то торопимся...
Лиля судорожно вздохнула:
– Перестань, Шелестова, я сейчас опять заплачу...
У Раи тоже подозрительно заблестели глаза.
– Знаете что... – забормотала она. – Я вот о чем хотела сказать... Весна наступила, девочки!
– Тоже мне, новость, – фыркнула Лиля.
– А что! – подбоченилась Рая, которую никогда раньше не волновали природные явления. – Мы эту тему недавно на курсах проходили... На курсах немецкого. Вот, послушайте... Эс ист фрюлинг. Ди таге верден лэнгер унд ди нахте кюрцер. Ди зонне шайнт шон вэрмер. Бальд бегиннт аллес цу грюнен унд цу блюэн.
– Браво, браво! – захлопала в ладоши Лиля. – Ди зонне шайнт... Наденька, о чем это она?
– Она о том, что наступила весна. Что солнце стало пригревать... В общем, все стало вокруг голубым и зеленым, – выдала вольный перевод Надя.
– Колесова, молодец! Да, кстати, мы хотим проводить тебя завтра в аэропорт.
– Вы с Надей? – растерялась Рая. – Нет, только не это...
– Ну что за упрямство... Почему? – с укоризной спросила Надя.
– Потому что... Потому что это будет для меня слишком тяжело, – призналась Рая. – Я и так...
Она замолчала, не в силах закончить фразы.
– Ладно, – сказала Лиля. – Ладно... Только ты приезжай к нам почаще. Не забывай нас.
– Как же, забудешь вас... – скептически пробормотала Рая.
* * *
«Ди зонне шайнт, – усмехнувшись, вспомнила Надя. – Тоже мне, фрюлинг! Ни одного намека на солнце!»
Она шла по улице – низкое серовато-сизое небо не пропускало ни лучика, было сумрачно, сыро и тепло. На тротуаре снега уже не было, лишь на газонах возвышались оплавленные грязные его островки – последнее напоминание об ушедшей зиме.
У одной из витрин Надя невольно остановилась – там были разложены ноты, а поверх них, точно забытая кем-то, лежала скрипка. «Музыкальный мир» – подняв голову, прочитала она вывеску.
Сердце у нее забилось тревожней и быстрей.
Она хотела уйти, но почему-то не могла сделать и шагу – все стояла и смотрела на витрину, точно там, на листах нотной бумаги, было зашифровано какое-то таинственное послание. И еще в витринном стекле отражалась она сама – этакая голограмма девушки в длинном пальто, сапожках до колен, с длинными рыжевато-каштановыми волосами. Бледное серьезное лицо, в пальцах стиснут ремешок от сумочки, перекинутой через плечо...
Она стояла так довольно долго. Потом, вздрогнув, пошла дальше.
В конце улицы начинался сквер. Надя подняла глаза и увидела – там, под черными влажными деревьями, стоял Егор и вертел в руках телефон.
– Наконец-то! – радостно встретил ее он. – А я уж собирался тебе звонить...
– Извини, – сказала Надя, подставив ему щеку для поцелуя. – Ты давно меня ждешь?
– Давно... – он задумался на мгновение. – Вообще, я всегда тебя жду.
– Ах, Егор, к чему такой пафос... – отмахнулась она.
– Не пафос, а чистая правда! Знаешь, я целую ночь не спал, все думал об этом нашем свидании... – Он обнял Надю, поцеловал ее в шею. – Ты пахнешь весной. М-м-м... Весной и свежестью!
– Это новые духи, – небрежно заметила она. – Позавчера Лиля вытащила меня на очередную распродажу, и там мы совершенно случайно нарвались на парфюмерный отдел, где...
– Надя! – вскричал он нетерпеливо. – Ты как будто нарочно пытаешься погасить все мои порывы! Но я предупреждаю – у тебя ничего не получится!
– «Мои порывы»! – передразнила Надя и вдруг засмеялась. – Ох, Егор, какие же мы с тобой глупые...
– Очень глупые! – легко согласился он. – В общем, так – у меня два билета в кино, на пять часов, потом мы идем в один ресторан, столик уже заказан, а потом...
– Т-с-с! – перебила она Егора и прижала палец к его губам. – Что будет потом, неизвестно.
– Это тебе неизвестно, а я все наперед знаю! – строго произнес Прохоров, тряхнув темно-русыми волосами. – Надя!
– Что?
– Надя... – Он опять принялся ее целовать и щекотать шею губами. – Я тебя так люблю, что иногда сам себе удивляюсь. Мне иногда даже кажется, что я люблю тебя больше жизни. Я – взрослый мужчина, вполне самодостаточный, у меня хорошие друзья и интересная работа, но... без тебя все это не имеет никакого смысла!
Она засмеялась и кончиком пальца провела по его переносице. По маленькой горбинке, которую она называла «французистой» и которая ей очень нравилась...
Тучи низко ползли над их головами, а потом вдруг стал накрапывать теплый весенний дождь.
– Ты смотри... – удивился Егор, вытянув перед собой руку ладонью вверх. – Весенний дождь!
– А у меня зонтика нет... – растерялась Надя, проведя рукой по волосам.
– Идем скорее! Собственно, мы уже почти пришли... – Он потащил ее вперед, беспокоясь не о себе, а о ней. Он всегда о ней беспокоился, точно она была сахарной и могла растаять...
– Ничего страшного! – опомнилась она. – Подумаешь – дождь! Тем более он теплый...
Перепрыгивая через лужи, они шли к кинотеатру, смеялись и весело болтали. И Наде было так хорошо, как уже давно не было, потому что прежние обиды и страхи вдруг покинули ее.