Кэт опустила глаза. Она уже не была так сильно уверена, что хафлинг врет ей.
– Госпожа Раскеттл, а тот кристалл, который Джейд стащила у Шута – темный, как новая луна? Вы уверены, что он уничтожен? Вы не говорили мне про это, только для того, чтобы быть уверенной, что я не вернусь к Шуту, ведь так?
Оливия посмотрела на лицо Кэт, в котором читалось нетерпение. Волшебнице очень нужен этот кристалл. Она просила его у Шута, который назвал это кристаллом памяти.
– Кристалл. Это тот, который обещал вам Шут, если вы поможете ему? – спросила Оливия.
Кэт кивнула.
– Позвольте мне угадать. Держу пари, что он сказал вам, что этот кристалл возвратит вашу память.
У Кэт перехватило дыхание.
– Как вы это узнали? Вы никак не могли об этом знать, – раздраженно потребовала она.
Оливия думала, сказать ли Кэт правду о том, что у той нет прошлого, что ее создали только лишь в прошлом году. «Это даст ей независимость от Шута – если только она поверит мне, – подумала Оливия. – Нет, – решила она, – еще не пришло время говорить правду – она слишком невероятна».
– Ответьте мне, черт возьми! – потребовала Кэт.
Оливия устало взглянула на волшебницу.
– У Джейд тоже пропала память. Как у Элии. Видишь ли, что-то постигло женскую половину вашей семьи, – объяснила она. Только так я могу объяснить, что толкнуло тебя на такой отчаянный шаг, как связаться с кем-то типа Шута.
– Кристалл правда уничтожен? – спросила Кэт.
– Да.
Кэт опустила взгляд, по-видимому, она была шокирована этим известием.
– Не думаю, что тебе понравится мой совет, – сказала Оливия, – но, может быть, ты станешь счастливее, если постараешься не думать о своем прошлом, а сосредоточишься на будущем.
Кэт в раздражении встала со стула. В ее глазах стояли слезы.
– Что дает вам право думать, что мое будущее стоит того, чтобы сосредоточиться на нем? – крикнула она.
Прежде чем Оливия успела ответить, волшебница выбежала из столовой, захлопнув за собой дверь. Хафлинг вздохнула. Она действительно не могла больше ничего сделать для Кэт.
Оливия потянулась за очередной пышкой, но тарелка была пуста. Перенести это было очень тяжело. После всех волнений, которые она пережила за последние насколько дней, ей решительно была необходима еще одна пышка. Она спрыгнула со стула и пошла на кухню.
Томас стоял у стола спиной к ней. Она чуть было не спросила, нет ли еще одной порции кекса, но с удивлением заметила, чем занимался слуга. «Готовит чай. Похоже на поднос с завтраком. Для кого? – спросила себя Оливия. – Может на чердаке больной слуга? Нет, здесь не так уж много людей, мы бы услышали об этом. Может, у Томаса есть беглый родственник?» – подумала хафлинг. В семье Оливии беглецы были не в диковинку.
«Почему бы нам не проследить?» – решила она и осторожно последовала за слугой, который вышел из кухни и направился к лестнице.
* * *
Джиджи стоял в саду, наблюдая, как мать Лледью в его экипаже отправляется обратно в храм Селины. «Она кажется очень милой. Она была хорошим» другом моим родителям. Все таки, как-то жутковато сознавать, что она была оборотнем. Хотя не страшнее, чем услышать историю про моего отца,» – подумал Джиджи.
Он достал шпору из сапога и повертел ее в руках. «Должно быть, тетя Дора сейчас рвет на себе волосы, она боится, что я воспользуюсь этим. Или выдирает волосы Фреффорда за то, что он позволил Кэт отдать шпору мне».
Он вытянул вперед руку со шпорой. «Дракон, – подумал он. – Я хочу быть драконом».
Он чувствовал, что ничего не изменилось. Он не превратился.
Не работает. Шпора, наверное, знает, что я в действительности не хочу быть драконом. Драконы – звери. Я не хочу быть зверем.
Я не отличаюсь от тети Доры. Я никогда не буду путешественником, как Коул.
Это не для меня».
Он направился к двери в кухню, чтобы войти внутрь, но мысль о том, чтобы вернуться в душный дом была невыносимой. А мысль о том, чтобы встретиться с Кэт и госпожой Раскеттл и объяснить им, что он не хочет быть драконом, была еще хуже.
«Пойду-ка я навещу Ромашку,» – решил Джиджи.
Каждый раз, когда у него было подавленное настроение, забота о лошади всегда помогала ему выйти из такого состояния. Он зашагал к сараю и вошел вовнутрь.
Проникающего через окна было достаточно, чтобы смотреть, не зажигая фонарь. Хотя ему и понадобилось время, чтобы его глаза привыкли к полумраку после яркого солнца. Для начала она проверил свой кабриолет. Задняя ось стояла на козлах, а сломанное колесо было снято для ремонта. Картина, которая так испугала Пташку, была прислонена к стойлу Ромашки. Джиджи попросил Томаса оставить портрет здесь, пока не решит ее отреставрировать и заменить его раму.
Дворянин потянулся за щеткой, чтобы почистить Ромашку, как вдруг услышал где-то наверху приглушенные рыдания.
«Ого? – подумал он. Кто это плачет на моем чердаке?»
Пока Джиджи взбирался по приставной лестнице, что-то зашуршало в соломе.
Когда он добрался до верха, то заметил, что какая-то фигура отошла в тень. уловив отблеск желтого шелка и волосы цвета меди, он мгновенно узнал ее.
– Кэт? – прошептал он.
Послышалось сопение, но фигура не выходила из тени. Джиджи влез на чердак и пошел к волшебнице.
– Что случилось? – прошептал он.
– Ничего, – не поворачивая головы, ответила Кэт.
Джиджи сел на сено рядом с ней и нежно взял за плечи, чтобы увидеть ее лицо. Оно было мокрым, а глаза красными и опухшими от слез.
– Пожалуйста, скажи мне, что случилось?
– Ничего, – твердила волшебница. Ничего, из-за чего стоит плакать. Просто я была очень глупа. Хотела глупостей. Нужно прекратить. Не знаю, что со мной. Я никогда не плакала.
– Плакала. Прошлой ночью, когда ты испугалась, – напомнил ей Джиджи.
– О, – Кэт посмотрела на свои руки. Я забыла об этом. Ты, наверное, думаешь, что я глупая, раз плачу.
– Нет, я так не думаю. Любой плачет. Это как в стихотворении: «У солдат есть свои страхи, а леди имеют право плакать».
Кэт зарыдала. Джиджи прижал ее к груди и нежно обнял.
– Ну, ну, не плачь! Мой маленький котенок, – прошептал он.
Кэт начала успокаиваться.
– Что так огорчило тебя? – спросил Джиджи.
– Ты такой хороший, – сказала Кэт.
– Я могу попытаться стать хуже, если от этого ты станешь хоть чуточку счастливее, – подзадорил ее Джиджи.
– Нет, ты не сможешь, – взглянув на него, заспорила Кэт. Ты даже не знаешь, с чего начать.