— Элия, любовь дается людям свободно. Это не товар, чтобы ее можно было заработать или ей расплатиться, — сказал он.
— Да, — согласилась Элия. — Ты учил этому меня, но ты не веришь в это… да?
— Конечно, верю, — возразил Путеводец. — Большинство моих песен об этом.
— Это твой идеал, — сказала Элия, — но сам ты поступаешь не так.
Оливия кивнула, она знала, что Элия права. Путеводец забывал о своей любви, когда ему что-то не нравилось, и щедро расточал ее, когда Элия вела себя с его точки зрения правильно.
— Элия, я не совершенен, — сказал Путеводец. — Я был зол и наговорил глупостей. Это не значит, что я не буду любить тебя, если ты изменишь мои песни.
— Ты так говоришь, но это не правда, — настаивала Элия.
Путеводец раздраженно вздохнул.
— Это правда. Как я могу доказать это, если ты не будешь петь?
Внезапно глаза Элии засветились.
— Докажи, что ты веришь в это, — сказала она. — Рискни.
— Что? — спросил Путеводец.
— Ты знаешь, что я люблю тебя. Докажи мне, что уверен, что я люблю тебя независимо от того, что ты сделаешь… или сделал, — потребовала Элия.
— О чем ты? — спросил Путеводец. Он казался испуганным.
— Морала говорила, что ты что-то не рассказал арферам о первом барде, которого пытался создать… что-то, о чем знала Мэйрайя, чего ты стыдишься, — сказала Элия. — Расскажи мне об этом.
Путеводец вздрогнул и покачал головой.
— Я… Я не могу, — сказал он.
— Нам нужно услышать, как Элия споет песню души, — сказал Акабар. — Может, от этого зависит, сможем ли мы победить Моандера. Бард, неужели твоя гордость значит для тебя больше?
Оливия сердито посмотрела на Акабара. Волшебник был так добродетелен, он не мог понять, как стыдно Барду. Оливия похлопала Путеводца по руке.
— Расскажи ей, Путеводец, — сказала хафлинг. — Она не будет любить тебя меньше, если ты признаешь свои ошибки. Я же не стала.
Путеводец грустно улыбнулся Оливии, пытаясь понять, говорит ли ее устами богиня удачи или бог правосудия. Он снова посмотрел на Элию. Оттолкнет ли ее его признание или привяжет еще сильнее? «Выбор сделан, — подумал он, — и моли небо об удаче, которой ты не заслуживаешь».
— Хорошо, — сказал он.
Сухим и сдержанным голосом Путеводец начал свой рассказ.
— Я солгал арферам, когда сказал, что первая попытка создать певца не удалась. Я создал похожего на меня человека, с моими мыслями и воспоминаниями.
Мой ученик Кирксон назвал его Шут, чтобы поддразнить меня. Бард принял это имя и не соглашался на другое.
Путеводец опустил взгляд, затем поднял голову и посмотрел прямо в глаза Элии.
— Я не был хорошим наставником для Шута, каким был для тебя Дракон. Когда Шут ожил, я немедленно потребовал, чтобы он пел для меня, точно так же, как я приказывал путеводному камню. Шут попробовал. Его голос был слаб. Он был ребенком, но я не понимал этого. После моего успеха с путеводным камнем, я немедленно ожидал успеха и с Шутом. Во мне росло раздражение. После трех дней занятий Шут не достиг тех успехов, которые заняли у меня сотню лет. В ярости я ударил его.
После этого Шут не пытался больше петь. Он отказался даже разговаривать. Я извинялся, просил, кричал и… бил его. Каждый день повторялся один и тот же круг из раскаянии и угроз, но он ничего не сказал. Кирксон пытался убедить меня, что я поступаю не правильно, но я отказался слушать. Другая моя ученица, Мэйрайя, была слишком предана мне, чтобы перечить мне, но я видел, что мои действия пугают ее. Мне было все равно. Я не прекращал. На тринадцатый день своей жизни Шут сбежал из своей клетки и украл с моего стола распыляющее кольцо. Он целился в меня, но Кирксон бросился под луч и спас мне жизнь, пожертвовав своей. Шут ударил Мэйрайю по горлу и сбежал из мастерской.
Я перенес Мэйрайю в Тенистый дол, чтобы ей могли оказать помощь, затем вернулся в мастерскую, чтобы скрыть свидетельства существования Шута. Я знал, что причинил ему зло, но чувство стыда не позволило мне согласиться с тем, что я сделал это. Я придумал историю о взрыве парастихийного льда и попросил Мэйрайю прикрыть мою ложь. Мэйрайя не могла лгать, но не могла и предать меня.
Она просто перестала разговаривать. Ее рана была вылечена, но она никогда больше не говорила и не пела.
Представьте мое удивление, когда арферы осудили меня за безрассудство, с которым я подверг опасности жизнь моих учеников. Пожизненное изгнание, мои песни были запрещены навсегда. Я часто думал, что бы они сделали, если бы узнали правду о моих, преступлениях?
— Что случилось с Шутом? — спросила Элия.
— Он мертв. Оливия может рассказать тебе об этом больше меня, — ответил Бард. Он провел рукой по волосам Элии.
— Скажи мне, дочь моя, — спросил он, — любишь ли ты меня, после того, как узнала, какое зло я совершил?
— Ты был несправедлив к Шуту, Кирксону и Мэйрайе, — сказала Элия. — Поскольку они мертвы, ты никогда не примиришься с ними. Ты должен примириться с собой. А что касается меня, я всегда буду любить тебя. — Она обняла певца и поцеловала его в щеку.
— И я тебя, — ответил Путеводец. — А теперь ты споешь? — тихо спросил он.
Элия кивнула.
— Попробуй еще раз «Слезы Селины», — сказал Акабар. — Это заставит тебя вспомнить о том, почему ты начала песню души.
— Знаешь, — сказала хафлинг, — старая жрица Селины рассказала мне кое-что интересное об этой песне. Селина — богиня луны, — объяснила она Грифту. — Жрица сказала, что Лучи — самые сильные жрицы Селины, — снова объяснила она Грифту. — Лучи поют эту песню для Селины, но поют ее дуэтом.
— Ее следует петь соло, — автоматически возразил Путеводец.
— Я знаю, — сказала Оливия, — но скромный хафлинг, вроде меня…
Акабар захохотал, услышав, как Оливия назвала себя.
— Вроде меня, — продолжила Оливия, — не осмелилась поправлять столь почтенную жрицу. Возможно, господин Драконошпор, когда вы в следующий раз встретитесь с богиней Селиной, вам следует сказать, чтобы она поправила своих жриц. Но пока, почему бы вам не попробовать спеть вместе с Элией, хотя бы раз?
— Только раз, — усмехнулся Путеводец. Он взял Элию за руку, и они начали петь.
Первые два куплета прошли хорошо, но как только они начали третий, голос Элии начал исчезать, хотя ее рот двигался. Путеводец прекратил петь и уставился на девушку. Элия начала раскачиваться взад и вперед, не мигая глядя на стену пещеры. Оливия и Акабар поняли, что она вошла в транс песни души. Путеводец и Грифт внимательно слушали ее. Пещера наполнилась ароматом роз и фиалок, Оливия поняла, что Элия поет по-сауриальски — поет о страхе и отчаянии.