— Но по крайней мере, наши тела все еще при нас! — выдохнул Халли. — Чего не скажешь о тебе!
— Нечестный выпад! — отозвался Бродир. — Недостойный! Халли, Халли, как же ты не понимаешь, что это все твоих рук дело? Ну зачем ты ослушался его законов? Зачем ты нарушил границу — и даже не один, а целых два раза? А главное — главное, — зачем ты похитил его драгоценное сокровище?
— Не знаю, кого ты имеешь в виду, — ответил Халли.
Его голос звучал как хриплое карканье.
— Ну как же не знаешь? Знаешь, конечно!
Все дальше и дальше к краю утеса, мало-помалу, шаг за шагом. Луна то появлялась, то снова скрывалась за тучами. Вершина то озарялась светом, то исчезала во мраке. Темная толпа теснилась все ближе, ближе, вздымая негнущиеся руки, стуча коленями по камню. Вот из стаи выдвинулось нечто оборванное и зубастое; Ауд взмахнула мечом и на лету разрубила мертвеца пополам. Верхняя половина перелетела через нее, свалилась за край утеса и исчезла в тумане; нижняя с глухим стуком упала на Халли. Мальчик, бешено бранясь, схватил ее за торчащую берцовую кость и отшвырнул прочь.
Бродир неодобрительно цокнул языком.
— Бедный дядя Энунд! Как неуважительно ты относишься к предкам!
Халли размахивал ножом, отражая тянущиеся к нему цепкие руки.
— А как насчет уважения к нам, а?
— У нас нет выбора! Мы его народ. Мы должны повиноваться его воле.
Ауд яростно рубила направо и налево. Трещали кости, рвались лохмотья. Нож Халли запутался в каком-то саване. Он почувствовал, как его тянут прочь. Он принялся брыкаться и пинаться, но его уже ухватили за руки, кто-то вцепился ему в ногу и дернул. Он рухнул навзничь и почувствовал, как его волокут прочь; темные тени нависали над ним, от них веяло смертным холодом. В глотку впились ледяные пальцы; он задыхался, хватал воздух ртом, но вместо воздуха в горло вливалась могильная гниль…
Внезапно хватка разжалась, тени отступили. Халли увидел над собой звездное небо.
Он в ужасе задергался, перевернулся, вскочил на ноги. Ауд стояла рядом. Грудь у нее вздымалась, одежда была порвана, рука окровавлена, но она по-прежнему сжимала свой меч. А вокруг, торопливо шурша одеяниями и стуча костлявыми суставами, разбегались в разные стороны предки. Они отползали к краям утеса и неуклюже ныряли вниз. Блестели черепа, сверкали зубы; мертвецов становилось все меньше.
Наконец остался только Бродир, съежившийся на дальнем краю утеса. Но и он нервно переминался с ноги на ногу.
Халли с Ауд прижались друг к другу. Вершина утеса была ярко освещена луной.
Наконец доносящийся снизу шум умолк. Сделалось тихо.
И где-то вдалеке, за туманом, раздался страшный грохот, треск и стук разбрасываемых камней. Потом грохот утих. В это же время свет луны сверкнул и погас.
— Ну что, допрыгались? — сказал голос Бродира.
Мучительно тянулись мгновения. Халли с Ауд не говорили ни слова — да они, наверное, и не могли говорить. Через некоторое время сквозь тьму до них донеслись, сперва слабо, потом все громче и громче, чьи-то шаги. Шаги приближались, их сопровождало ритмичное звяканье кольчуги. Тяжелая поступь, кольчужный звон — громче, громче, пока наконец и утес, и туманы, и сами горы, что окружали долину, не отозвались эхом этим шагам. Все ближе, ближе… Шаги достигли подножия утеса.
Тишина.
В темноте слышалось нервное шарканье ног Бродира.
Бум! — удар по скале. Бум! — еще один. Бум! Кто-то карабкался наверх, хватаясь за камень с такой силой, что весь утес содрогался. Халли с Ауд сдвинулись теснее, обхватили друг друга за плечи. А луны все не было видно за облаками.
— Ну вот, — прошептал Бродир, — теперь вы точно допрыгались.
Бум! — у самого края скалы. Потом послышался звон доспеха, скрип кожи — и кто-то тяжелый вспрыгнул на край утеса.
В наступившей тишине луна выглянула в разрыв облаков, и вершина озарилась слабым светом.
В этом свете сделалась видна человеческая фигура.
Человек был великаном: намного выше Хорда, Арнкеля или любого другого из вершителей долины; и в плечах он был шире даже Грима-кузнеца. На голове у него был высокий шлем. Луна ярко озарила навершие шлема, но лицо великана осталось в тени, и разглядеть его не удавалось. На теле слабо поблескивала длинная кольчуга, рукава были обшиты стальными пластинами, на ногах ниже колен виднелись поножи. Широко расставленными ногами великан попирал вершину утеса; одной рукой он упирался в бок, вторая лежала на рукояти темного узкого меча.
От этой фигуры веяло силой, могучей, необузданной, — силой, которая вырывала скалы из земли, ломала деревья, сдерживала течение рек и заставляла врагов в ужасе убегать во тьму. Халли и Ауд стояли как громом пораженные; руки у них безвольно опустились. Сила, исходящая от этого великана, накрыла их, словно могучей волной.
На дядю Бродира она, похоже, тоже подействовала: он съежился у самого края утеса, как будто хотел сбежать, да не мог. Теперь он внезапно зашевелился.
— Ты что, не слышишь его? — прокаркал он. — Он говорит с тобой!
Халли покачал головой и слабым-слабым шепотом ответил:
— Я ничего не слышу…
— Он повелевает тебе склониться пред ним!
Халли снова покачал головой, но ответить ничего не смог. Ноги у него тряслись; ему отчаянно хотелось унять эту дрожь, согнуться, опуститься на колени…
— Он повелевает тебе…
Голос Ауд был слабым, но твердым:
— Знай, что мы — отпрыски Дома Свейна и Дома Арне, благородных и древних родов. Мы не склонимся перед безымянной тварью из кургана!
Говоря это, она прижала Халли к себе, и часть ее силы передалась ему. Он выпрямился.
Могучая фигура стояла неподвижно; слабый свет скользил по ее шлему.
— Халли Свейнссон, он говорит с тобой, а не с ней! — вмешался Бродир. — Почему ты не преклоняешь колени? Ты ведь знаешь его имя!
Халли хотел снова покачать головой, но у него не нашлось на это сил.
Свет угас; сделалось почти темно; во мраке был виден лишь слабый отблеск доспехов. Бродир сурово провозгласил:
— Ты знаешь его имя, Халли Свейнссон! Ты знаешь, кто он! Он — скалы и деревья, поля и потоки. Он — камни твоего чертога, доски той кровати, на которой ты спал. Он — твои кости и твоя кровь. Он — Основатель твоего Дома, он — Отец тебе и всем твоим родичам, и он не любит неповиновения!
До сих пор страх сковывал Халли. Но теперь мальчик внезапно ощутил гнев, придавший ему сил.
— Отчего он сам мне это не скажет? — тихо спросил он. — Я хочу видеть его лицо!
— Не смей сомневаться в нем! — пронзительно, отчаянно взвыл Бродир. — Он грозен и ужасен!
— Может быть, и так, — отвечал Халли. — Однако в одном ты точно ошибаешься. Мой отец — Арнкель. Он лежит в своей постели там, внизу. Эта тварь мне никак не родич.