– Твой, что ли? – Лицо тетки приняло ошеломленно-молитвенное выражение – наверное, с таким она смотрела мексиканские сериалы по телевизору.
– Нет!!! Я и не целовал-то ее ни разу! Только смотрел!
– Господи, господи, что ж это деется-то… Как мучается-то он, бедняга… Ну да, такие, как ты, с ребенком не бросают… Помер ребенок! – выпалила тетка. – Витькой мальчонку звали – он тут с бабкой Алькиной жил. Больным родился, от болезни и помер. С самого начала ясно было – не жилец…
„Витькой звали… Виктором. Как меня. А если… а если она назвала ребенка в честь меня? А если Алька тоже была влюблена в меня?“ – Виктор совсем сомлел. Подобные страсти-мордасти ему и не снились.
Если Алька его любила, то, наверное, следовало к ней подойти – тогда, двадцать лет назад, когда он шел в гости к Свиркину и встретил Альку возле школы. Ну даже если и не любила, то все равно следовало подойти – может, потом увлеклась бы им. И не было бы в ее жизни женатика, от которого она родила разнесчастного Витьку, не было изгнания из дома, ссоры с отцом, падения вниз…
Алькина жизнь была бы совершенно иной, если бы Виктор тогда подошел к ней.
Вроде бы ерунда, мелочь, а судьба у людей уже по другому руслу потекла бы…
Может, вернуться, забрать Альку к себе?
Ерохин хоть институтов и не заканчивал, но дураком никогда не был. Книги читал, передачи всякие умные смотрел, друзья-знакомые у него все интересными людьми были, женщин он тоже не дурочек себе выбирал… А главное – болезнь эту, алкоголизм, он в лицо знал, на материном примере.
Если алкоголик не захочет сам исправиться, то никто ему не поможет. Алкоголизм – это навсегда. Чудес не бывает. Ни за какие деньги.
Потом, Алька уже явно в той стадии болезни, когда с ней произошли необратимые изменения. Прежнего ангела не воскресить.
Потом, его собственная жизнь. Если он Альку возьмет к себе, то выгнать ее потом не сможет. Алька – не собачка, которую в приют можно сдать, если надоела. А сколько Алька еще сюрпризов принесет, проблем…
Он, например, работает – не бросать же теперь работу? А если работает – то, значит, Алька целый день будет сама себе предоставлена…
Устроить Альку к себе на завод, хотя бы техничкой?
Нет. Предприятие серьезное, люди там серьезные тоже работают, космическую технику делают, он, Ерохин, – начальник сборочного участка. Кадровик у виска покрутит, если Ерохин ему Альку приведет.
Потом, Виктор жениться не собирался. Ему и так было хорошо. Он – бабник. Свободный и веселый.
А с Алькой – какое веселье?
Она и не женщина уже. Не женщина и не человек.
– …ты, милый, выбрось ее из головы, забудь! Такой видный, такой красивый… Езжай, езжай себе дальше, как будто и не видел ее, Альки этой! – продолжала свой бурный монолог тетка.
– Вас подвезти?
– Куда?
– К дому.
– А… ну это, давай. Вот мужик какой, золото… – Тетка влезла на переднее сиденье, поставила себе на колени корзину.
Виктор подвез тетку к ее дому. Видно, долго она потом будет своим соседям пересказывать эту историю – о хорошем мужике, полюбившем пропащую Альку Головкину.
Потом Виктор подъехал к знакомому забору. Нажал на гудок.
Долго никто не выходил.
Ветер трепал высокие кусты у забора, моросил дождь.
Наконец из дома выскочила Головкина и, прикрывая плечи какой-то ветошью, неловко побежала к воротам.
Выскочила на дорогу, пнула босой ногой в колесо:
– Ну, открывай, что ли!
Виктор открыл дверь, Алька плюхнулась на переднее сиденье.
– Аля… у меня к тебе предложение, – сипло произнес Виктор.
– Какое предложение? Деловое? – игриво улыбнулась Алька, достала из складок старого халата папиросы, закурила. Виктор никому не позволял курить в своей машине. Даже своим лучшим друзьям. Женщинам – особенно. Те, которые не согласны, – вон.
Но для Альки он решил сделать исключение.
– Ну, чё молчишь, Ерохин! – Она зевнула, щелкнув железными зубами.
– Я хочу дать тебе шанс. Слушай внимательно, Алька…
– Ага. Я вся внимание… – Она кокетливо повернулась, попыталась положить ногу на ногу. – Кстати, дай взаймы, а? Позарез… Тыщу дай. Или стольник хотя бы. Не жмотись, одноклассник! Я верну. Чесс слово! Хошь – натурой? А, хошь?
– Перестань… – Виктор прикрыл ее обнажившееся колено. – Ты не против того, чтобы начать новую жизнь?
– У-у-у… Не против! Но тока тыщу-то дай!
– На что?
– Уж не на водку! Соседям долг отдам.
– Я не верю, – уже нормальным голосом ответил Виктор. – Значит, так, Головкина. Считай, что с небес к тебе спустился господь бог и дал шанс начать новую жизнь. Учти – другого не будет… Подумай крепко.
– Это ты – бог? Ой, нескро-о-омно-то как, красотулик!
– Помолчи пока. У меня сейчас отпуск – две недели впереди. Эти две недели я буду с тобой.
– И чё делать будем, а?
– Ничего не будем! Ты, пожалуйста, без пошлостей… – Виктор хотел добавить: „На себя сначала посмотри“, но не стал этого делать. – Если за эти две недели ты найдешь в себе силы завязать – останешься у меня. Навсегда. Если нет – обратно отвезу.
Она молчала, улыбалась бессмысленно. Поняла? Вряд ли.
– Аля!
– Никуда я с тобой не поеду… – со злостью произнесла она. Дрожащими руками попыталась найти ручку на двери. – Твою мать… Выйти-то как?!
– Аля!
– Ничё не получится! – с яростью заорала она. – Сам будто не понимаешь! Одноклассник хренов…
– Аля… Аля, ты сына в честь меня назвала?
– От…сь! Какого сына? А… – Она вдруг замерла, хрипло захохотала – настроение у нее менялось стремительно. – Не… Мало ли Викторов на свете! У меня папку Витей звали… Чё, съел? В честь его назвала!
– Неважно… Короче – не едешь со мной?
Она закрыла глаза, сложив руки на груди, да так и сидела с приклеенной к нижней губе папироской. Ничего не ответила.
– Значит, все-таки едешь, – озвучил ее жест Виктор. – Ладно, хорошо. Две недели у тебя будет, чтобы измениться, обещаю… Но – не больше.
Из дома выскочил Пашка, сожитель, и, изрыгая проклятия, побежал к воротам:
– Хальк… ссука. Потаскуха… Куды?
Виктор нажал на газ, и машина тронулась с места.
Алька рядом молчала. Дождь припустил сильнее…
* * *
…Раннее утро.
Вероника проснулась. Это было второе утро в ее жизни, когда она просыпалась абсолютно счастливой, спокойной, без лишних мыслей в голове. Наверное, так просыпаются совсем маленькие дети – с улыбкой, посвященной новому дню.