– Кому?
– Гирееву, кому же еще! Этому жалкому низкопоклоннику! – с ненавистью выдохнула Кира и щелкнула «мышкой». – «...ни Голливуд, ни Miramax не подкачали: драматурги пишут замечательные сценарии, режиссеры неутомимо и профессионально снимают, звезды оправдывают свои многомиллионные гонорары. Но концентрация гламура и блеска, предельно отрепетированная игра, виртуозность съемочной техники быстро приедаются, как всякое совершенство...»
– Разве может надоесть совершенство? Прости, я тебя перебил...
– Еще как! – с азартом закричала Кира. – «...поэтому искушенный зритель начинает отчаянно скучать в кинозале и тянется к совершенно другим формам. Поэтому так популярны сегодня ленты корейских режиссеров, китайских, иранских...»
«Нет, Кира не права. Совершенство не может надоесть! Дело в другом – человек начинает чувствовать, что недостоин этого совершенства... Вот я, например, точно знаю, что недостоин Лизы. Она слишком хороша для меня».
Хлопнула входная дверь.
– Ма, ты где? – раздался из прихожей ломкий нетерпеливый бас. – Ма, я есть хочу!
– Пришел... – кисло вздохнула Кира. – Заметь, Неволин, – твой сын всегда хочет есть! У меня сил иногда не хватает – я бегаю по магазинам, я постоянно ему готовлю... а ему все мало!
– Ужас какой... – пробормотал Неволин, остро чувствуя свою вину перед бывшей женой (потому что он столько времени Ивану не посвящал). – Он взрослый, пусть сам все делает...
– Он и делает! – раздраженно сказала Кира. – Варил себе пельмени недавно и забыл про них. А я воздух нюхаю – вроде гарью пахнет... В общем, пришлось выбросить на помойку замечательную стальную кастрюлю.
– Я тебе новую подарю, – поспешно сказал Неволин. – И денег Ивану дам, чтобы он обедал в кафе каких-нибудь... Сейчас же много подходящих заведений.
– Ох, Костя, какой ты наивный... Ванька же из Макдональдса тогда не будет вылезать, и окончательно испортит себе здоровье! – вздохнула Кира.
– Он болен? – испугался Неволин. – Что с ним?
– Нет, ничем особенным он не болен... Но абсолютно здоровых людей нет. У нынешних школьников такие нагрузки, что они в принципе не могут быть здоровыми!
В комнату заглянул Иван – симпатичный парнишка в джинсах, свитере, разрисованном какими-то утопленниками, лохматый, с темным пухом над верхней губой.
– Ма, чего не отзываешься? О, пап, и ты здесь? – В голосе отпрыска не было никакого энтузиазма. – Привет...
– Привет, – сказал Неволин, ощущая прилив родительских чувств – смесь нежности и раздражения. – Вот что, Ванька, не будем мешать маме – видишь, она работает?.. Пойдем куда-нибудь, перекусим.
– Куда?
– Ну, я не знаю... Куда-нибудь!
– Ладно, пошли, – вяло согласился Иван.
Неволин честно старался быть хорошим отцом, но у него из этого так ничего и не получилось. Во-первых, была виновата работа – из-за нее всегда не хватало времени. Во-вторых, Иван не мог простить отцу развод с матерью.
Константин с Кирой разошлись восемь лет назад по обоюдному согласию, потому что были не в силах больше терпеть друг друга. Но в случившемся сын обвинял только отца. Он испытывал к нему нечто вроде брезгливой, но тщательно скрываемой ненависти и с трудом терпел эти самые «отцовские субботы».
К Неволину Иван старался не заходить. Однажды застал там одну из его подружек и после того перестал посещать отца без крайней надобности. «Что это за тетка у тебя?» – спросил он тогда сквозь зубы. «Ваня, это тетя Света, познакомься...» – «Да пошла она!» – с таким мрачным бешенством произнес Иван, что у Неволина не хватило мужества его отругать. После того они, кстати, расстались с этой самой Светой...
Лизу Иван, разумеется, не примет, а если к тому же узнает, что отец намеревается жениться, то неизвестно, что может еще выкинуть...
* * *
Отец с сыном расположились в пиццерии, которая была совсем недалеко от дома.
Неволин попытался посоветоваться с Иваном, что следует заказать, но тот вяло произнес:
– Да что хочешь...
Неволин заказал несколько разновидностей пиццы, салаты, какие-то супчики в горшочках, две мясные лазаньи, десерт из фруктов со взбитыми сливками.
Иван ел молча, с мрачным ожесточением.
– Вкусно?
– Ничего так...
– Вань, как дела? Расскажи, что в школе творится.
– Все по-старому.
Снова наступила пауза.
– Вань, почему ты со мной не говоришь? – с раздражением спросил Неволин. – Я что, такой плохой? Тебе с отцом родным в лом поговорить, да?
Иван съел пиццу, придвинул к себе лазанью.
– Ну, типа, как дела? – лениво спросил он.
Неволин с трудом подавил в себе желание дать ему подзатыльник.
– На работе?
– Ну не в личной же жизни... – хмыкнул Иван.
– Неплохо. Сейчас трудимся над новым самолетом, – холодно ответил Неволин. – Подробности рассказывать не буду, но получается замечательная машина.
– Да? А чего тогда по телику наши самолеты всегда ругают?
– Ругают гражданскую авиацию, а в военной не все так плохо.
– А что ваш самолет будет делать?
– Осуществлять мощные и точные ракетно-бомбовые удары по наземным целям противника. Оружие класса «воздух-воздух». Кроме того, можно его использовать в воздушном бою. То есть самолет многоцелевого назначения, – четко ответил Неволин, словно читая учебник.
– Людей убивать, значит, – злорадно сказал сын.
– А что, ты предлагаешь, чтобы нас убивали?
– Я вообще пацифист! – с вызовом произнес Иван.
– Даже у ежика есть иголки... Вань, за что ты меня так ненавидишь?
Иван засопел, придвинул к себе фруктовый десерт.
– И ничего я тебя не ненавижу, – мрачно произнес он.
– Ты ведешь себя как ребенок. Ты хочешь, чтобы любили только тебя. Ты хочешь, чтобы у твоих близких не было никакой личной жизни, чтобы все жили только тобой и для тебя. Ты превратил маму в свою рабыню. Ты собираешься и меня подчинить...
– Ничего я не собираюсь! – огрызнулся Иван.
– ...а сам ты любить не умеешь. В тебе нет милосердия!
– Чего-чего?
– Дурак ты, Ванька, вот чего, – уныло произнес Неволин. «Ведь бывают же люди, которые разбираются в педагогике, которые умеют найти с детьми общий язык... А почему я не умею? Наверное, Кира права – я беспомощен и инфантилен. Я вообще не имею права обвинять в чем-то своего сына!»
Иван быстро все доел, причем Неволин умудрился ему подсунуть и свою порцию.
– Экий ты, братец, терминатор...