– Тук-тук, все дома?.. – В дверь осторожно просунулась Ивина голова. – Меня Валентина Кирилловна впустила.
Валентиной Кирилловной звали экономку Михайловских.
– Ива, заходи! Мы тут как раз тебя обсуждаем… – засмеялась Ева.
– Меня? – Огромные Ивины глаза стали испуганными, растерянными. Она скользнула в комнату. – Можно, я пальто не буду снимать? Все время мерзну…
– Да ради бога!
Ива, как всегда, была безобразно одета – в бесформенное серое пальто со стоячим воротником, в котором ее и так не слишком длинная шея совершенно терялась, темно-зеленое шерстяное платье неправильной длины – оно должно было быть или короче, или радикально до пят, плотные колготы белесо-бежевого цвета. Ева вздохнула – ей уже в который раз захотелось собственноручно переодеть Иву. Ну должен же быть у человека хоть какой-то вкус! А эта допотопная, чрезмерно «правильная» стрижка…
– Так о чем вы говорили? – неловко улыбаясь, переспросила Ива.
– Я сватала тебя за Толю.
Ива дернулась, часто заморгала.
– А что такого? – Ева защелкала ножницами, отрезая лишнее от костюма. – По-моему, вы подходите друг другу!
В комнату вошел Михайловский.
– Ой, Даня! Мы не слишком тут шумим?
– Нет, все в порядке. – Он пожал руку брату.
– Что, Даниил Петрович, все пишешь? О Колчаке?
– Ага. Как раз описываю Сибирь того времени.
Ива заерзала, не отрывая от Михайловского глаз.
– У моей мамы подружка – жена Мигунова, губернатора Байкальского края. То есть как подружка – они общались, когда папа еще был жив, во время его работы в министерстве… – сказала она.
– Твоя мама знакома с женой губернатора? – с интересом спросил Михайловский. – Ну да, ведь у тебя такая бойкая мама…
– Я тут недавно по телевизору репортаж смотрел – так очень ругают этого Мигунова. Дескать, совсем развалил Сибирь… – лениво заметил Прахов.
– Сергей Евграфович Мигунов работал в Москве, в папином министерстве – тогда Мигунов еще совсем молодым был. Вроде бы неплохой человек, – недовольно возразила Ива Прахову.
– И охота вам о политике говорить! – закричала Ева. – Расскажи лучше, Даня, что-нибудь интересное… Ведь есть в Сибири что-то более интересное, чем тамошний губернатор!
– В Сибири есть шаманы, – лениво сказал Прахов. – Я старый фильм недавно смотрел…
– Даня, расскажи о шаманах! – тут же попросила Ева.
– Вы в курсе, что шаманом может быть как мужчина, так и женщина? Обычно это ремесло передается по наследству: в роду у каждого уважающего себя шамана обычно по восемь, десять предков, которые занимались именно этим. – Михайловский сел на стол, машинально стал наверчивать на палец шелковую тесьму. – И что такое это их так называемое камлание?..
– Колдовство? – неуверенно спросила Ива.
– Можно и так сказать… Вообще, камлание – это священный ритуал, путешествие шамана в мир духов. При этом обычно используют священные зеркала, бубны, специальные жезлы… Могут использовать комузы или варганы. Специальный костюм – строго обязательно. Камлают в любое время суток, но самым предпочтительным временем является ночь. Есть старинная песня, которая в переводе звучит следующим образом: «Шаман, которому суждено шаманить, тот ведет камлание черной ночью!»
– А для чего оно нужно, это самое камлание? – фыркнула Ева.
– Больного вылечить надо? Надо. С душами предков надо посоветоваться? Еще как! Словом, дел невпроворот… Все наиболее важные обряды происходили в форме камланий, которые проводились по установленным общим канонам. Шаманы умело использовали изображения духов и богов, игру света и тени, благовония, пение… Они создавали систему эмоционально насыщенных ритуальных действий, которые оказывали огромное влияние на психику человека. Камлание – не простой религиозный акт, а целый комплекс театрализованных культовых действий, объединяющих в себе слово, гипноз, пение, иллюзион, изобразительное искусство, сакральные ароматы, музыку! И как фон – красота окружающей природы…
– Ты видел все это? – завороженно спросила Ева.
– Нет. Я же говорил – я знаю только теорию. Так вот… Самым сложным ритуалом считаются похороны, – продолжил Даниил. – У северных народов, например, у ненцев, смерть – это не полное отрицание жизни, а переход из одной формы бытия в другую. Сама по себе смерть им не внушает страха, но неприемлема даже мысль о том, что душа умершего, лишенного похоронного обряда, не найдет покоя в загробном мире. Камлание проводилось в ночь после похорон и состояло из нескольких этапов: сначала шаман разговаривал с умершим, узнавал причину смерти и выяснял, не унес ли с собой покойный душу живого человека. Затем наступали собственно проводы души. Ненцы верили, что добродетельные люди находят в потустороннем мире своих знакомых, друзей и родственников и, вообще, та жизнь мало чем отличается от этой. Но горе самоубийцам и утопленникам! Души утонувших становятся водяными духами, а души самоубийц и людей, умерших не своей смертью, могут превратиться в злых духов, которые в одиночку блуждают по земле и вредят прежде всего своим родственникам. Поэтому задача шамана – проводить душу покойного в загробный мир, точно соблюдая все необходимые обряды…
– Да уж! – усмехнулся Прахов. – Ты, Даниил Петрович, здоров рассказывать сказки!
– А что, Даня, больного они, эти шаманы, действительно могут вылечить? – с любопытством спросила Ева. Она забыла обо всем на свете и теперь не отрывала от мужа глаз.
– Не знаю. Но происходит это следующим образом: шаман надевает свой наряд, берет бубен, вселяет в себя духов-помощников и отправляется на поиски души больного. Кстати говоря, костюм шамана является своего рода защитным панцирем, который оберегает его от враждебных духов… – продолжил Михайловский. – Шаман как бы вторгается в мир мертвых и ведет с ними битву, отбивая души живых. Его пляска – это путешествие в другой мир. При этом глаза шамана прикрыты специальной бахромой: глядеть ему в глаза опасно для смертных, его надо слушать и слушаться. Он может отдать любой запрет – либо перестать людям ходить на охоту, либо даже убить кого-нибудь!
– Дикие люди, – поежилась Ива.
– Да как сказать… А вы знаете, что у шаманов считается причиной возникновения болезни? – прищурился Михайловский.
– Что?
– С их точки зрения, есть две главных причины: первое – в человеческом организме находится нечто, чему там не место. Это нечто попало туда потому, что человек стал уязвим из-за страха, беспокойства, долгих переживаний… Нечто надо извлечь, само собой разумеется. И второе – в человеке отсутствует нечто, что должно там находиться, и тут уж вернуть потерянное – задача шамана. Болезнь может также возникнуть из-за одиночества, чувства собственной ненужности и отчуждения от других людей.
– Когда-то у меня был бубен, – вдруг вспомнил Толя Прахов. – Настоящий, шаманский – я его продал какому-то любителю этнографии. Других желающих почему-то не нашлось.