Потом он услышал голоса – вскрикивающие, умиленные, восторженные, увещевающие, – и среди этого шума и гама, среди всей какофонии внезапно прорезалась какая-то новая, незнакомая нота. В передней еще долго возились, топали ногами, потом Дуняша побежала ставить самовар, в столовой стали накрывать на стол.
Сзади хлопнула дверь. Андрей обернулся и увидел невысокую тоненькую девочку, черноволосую, с румянцем до самых висков. Глаза у нее были темные, огромные, горевшие таким пронзительным светом, который бывает только у мадонн на картинах старых мастеров.
– Андрей? – вопросительно произнесла она. – Вы... нет, ты... ты теперь как брат мне!
Она хотела еще что-то сказать, но не смогла. Впрочем, он понял ее порыв – почти все, кто видел его после ужасной трагедии, произошедшей недавно, обращались к нему с подобным выражением на лице.
– Андрей, я для вас... я для тебя все что хочешь...
Она не выдержала, бросилась к нему на шею. Слегка нагнувшись, Андрей позволил себя обнять. Руки у нее были ледяные, а щеки горели точно огонь.
– Дуся? Очень ждали... я тоже рад.
В комнату заглянул Кирилл Романович.
– Познакомились, да? Ну и славненько! Дуняша, как там чай?
Дуся прошептала Андрею на ухо:
– Мы ведь будем дружить? Мы подружимся навсегда, до самой смерти... У меня есть Майн Рид и еще Фенимор Купер... Ты любишь про индейцев читать? Все мальчики любят!
– Люблю, – покорно сказал Андрей. Порыв девочки ничуть не покоробил его, даже более того – он печально умилился ее сочувствию и даже мысленно поклялся себе, что никогда и ничем не обидит ее.
Они пошли пить чай, Дуся рассказывала о своем путешествии к тетке, время от времени обращая к Андрею свой пронзительный взор, и он едва заметно улыбался в ответ.
Вечером, ложась спать, он впервые после смерти родителей вдруг ощутил себя если не счастливым, то по крайней мере не несчастным, словно лучик солнца, увиденный им перед закатом, остался в его сердце навсегда. «Это все Дуся, – подумал он, засыпая. – Дуся – хорошая...»
Прошлое медленно таяло вдали, делаясь призрачным, а Дуся становилась реальностью. Они очень подружились.
Потом была Масленица, после нее – Великий пост. Дни текли скромно и тихо. На Пасху Москва преобразилась... Тогда Андрей впервые поцеловал младшую Померанцеву, поцеловал чистым братским поцелуем, и слова «Христос воскресе» обрели новый смысл. Христос действительно воскрес, потому что Андрей увидел его везде. Любой предмет или явление окружающего несли в себе свет и тихую радость.
Они ходили в разные гимназии, но по вечерам всегда собирались вместе, Андрей помогал Дусе делать домашние задания. Дуся не была сильна в точных науках, а дроби для нее вообще являлись тайной о семи печатях...
Он сопровождал ее к Любочке Астаховой, жившей на Воздвиженке. Любочка была Дусиной подругой, они учились вместе и вместе, стыдясь и скрывая свое занятие, играли в куклы. Андрей в это время сражался в шахматы с Любочкиным братом Борей, гимназистом младших классов.
Иногда Померанцев брал Дусю и Андрея к себе в театр. В театре все было странно и не по-настоящему, пахло как-то необычно – гримом и пыльным занавесом, в полутемных закоулках за сценой прятались бутафорские колонны. Особенно интересны были репетиции, когда режиссер кричал на актеров, добиваясь достоверности в поведении.
– Ну, Дусенька, актрисой будешь? – не раз спрашивали ее в театре знакомые отца, на что она, надув щеки, отвечала туманно, что еще не решила.
У нее были две заветные мечты – стать великой путешественницей, как Кортес или Васко Нуньес Бальбоа, или прославиться как знаменитый ученый. Правда, в какой именно области, она тоже еще не решила.
Но в домашних спектаклях она играла, и играла очень мило, – у нее были способности к перевоплощению, и она даже умела плакать, если того требовала роль.
В начале лета Мария Ивановна увезла детей на дачу (у Померанцевых было небольшое имение под Москвой, называвшееся Березки), а глава семейства отправился на гастроли со своим театром.
В Березках имелись сад, оранжерея, неподалеку располагалось старинное кладбище, был также живописный пруд – словом, все условия для того, чтобы влюбиться.
На даче всегда находились толпы народа – соседи Померанцевых, приезжали знакомые из Москвы, какая-то дальняя родня... Бренчали на рояле, веселились, дети играли в индейцев и новомодный крокет, под который специально была отведена целая поляна. Ходили в лес за грибами и ягодами, молодежь устраивала пикники – аукали и кричали так, что в скором времени распугали птиц и прочую мелкую живность, которая в этих местах водилась.
Именно в то лето Андрей понял, что влюбился. Нет, даже не так – он с возрастающим ужасом и восторгом открыл для себя, что полюбил Дусю Померанцеву, дочь своих покровителей. Полюбил навсегда, до смертных мук, до полного забвения всего...
День, когда он признался ей, тоже навсегда запомнился ему.
В конце июня на даче появился художник Карасев – довольно известный, модный, который очаровал всех дачных дам. Он, как и любой гений, вел себя несколько капризно, много говорил и страдал от отсутствия темы.
– Дайте мне тему! – вздыхал он. – Я же не могу вдохновиться на пустом месте, мне непременно нужна тема!
– Нарисуйте лес, – говорили ему. – Нарисуйте наш пруд.
– Это все избито, затасканно! – капризничал Карасев. – Эти леса и пруды всем приелись, на любой выставке девяносто процентов картин – леса и пруды. Причем живописные до тошноты!
В конце концов, местная публика придумала себе развлечение – найти для Карасева подходящую тему. Всякий, заметив нечто интересное, бежал к нему с радостной вестью. Карасев ломался, пускался в критику, но в результате, после тщательного отбора из предложенных сюжетов, у него появилось несколько набросков.
Старая тетка Померанцевых, которую вывозили в сад на кресле-каталке, мертвая белка на подоконнике, туманный вечер на площадке для крокета – вот несколько сюжетов, на которых остановил свое внимание Карасев. Но все равно что-то продолжало мучить его.
– Нарисуйте Дусю, – предложила тогда Мария Ивановна.
– Дусю? – пожал плечами художник. – Милое дитя, но почему именно ее...
И общество, которое собралось на веранде вокруг капризного гения, принялось придирчиво смотреть на Дусю, которая в это время бегала вокруг большой клумбы и ловила бабочек руками, совершенно не замечая того, что оказалась в центре внимания.
– А что? – сказал после некоторого раздумья Карасев. – Вы правы, Мария Ивановна, Дуся вполне дотягивает до темы. В ней есть что-то такое...