Он нацепил бюстье сестры, сунув в чашечки скомканные шелковые шарфики. Напялил топ. Примерил джинсовую мини-юбку. Ноги у него ничего — длинные. Волосы вот только на икрах и на ляжках растут. Но это ерунда, вполне сводимо. Хуже будет с растительностью на лице — она, сволочь, уже сейчас как колкая щетка. Придется после операции по изменению пола брать сеансы фотоэпиляции. Он прочел в журнале, что это тоже совсем не сложная вещь, хоть и дорогая. Были бы только деньги… Достать их он обязан. От этого зависит его счастье.
Он набросил на плечи красный кожаный пиджак сестры, но тут же отшвырнул его. Нет, кожа груба. Он и так свою куртку вынужден таскать. Насколько лучше вот этот итальянский жакет из стриженого, крашенного под шиншиллу кролика, который подарил на день рождения Ирке отец. Мех мягонький, прямо льнущий к телу.
Он снова глянул на себя в зеркало. Ну, вот… А ведь они с Иркой и точно близнецы. И сейчас это так заметно. Ну почему, отчего ей так повезло? Он достал косметичку сестры — все тут на месте? Она обычно и в колледж с собой уйму косметики набирает. Взял помаду, блеск для губ, тушь. Сердце его стучало в груди все сильнее. Хорошо, что
Сегодня он не пошел в колледж. Хорошо, что солгал матери насчет горла. Сейчас всем в доме не до него — и матери тоже. Все только и говорят об убийстве сводной сестры Евдокии. О следствии, приезде ментов, о похоронах, о ее сыне Левке.
Федор воровато черкнул помадой по губам. Сделал штрихи на скулах, растушевал. Глаза б еще подвести, да тушь трудно отмывается. Мать может заметить. Он отодвинул кресло, выглянул. Мать из кухни перешла в гостиную, продолжая громко разговаривать с подругой по телефону. В этот вечер, кроме Федора и маленького Левы, спавшего в своей комнате, в доме никого больше не было. И она не стеснялась в выражениях:
— Да что ты мне говоришь, — услышал Федор ее резкий, отрывистый голос. — Ее зарезали. Зарезали, как свинью на бойне, — прямо в машине. Она и была-то свинья-свиньей, прости меня господи, что говорю так о покойнице, но это чистая правда!
Федор понял, что мать говорит с подругой о его сводной сестре Евдокии. Он усмехнулся, потом вздохнул — можно было краситься дальше, подводить глаза и потом смело смывать тушь и подводку в ванной. Мать всецело поглощена разговором, и этот маленький домашний маскарад она даже не заметит.
— Да нет, что вы, как это можно! Нет, ни за что на свете. Нина Картвели вот уже час как сидела в управлении
Розыска напротив Никиты Колосова и Кати и весьма энергично отбояривалась от предложенной ей идеи. Катя позвонила Нине с тайной надеждой не застать ее дома. Но по закону подлости застала.
— Катя, ты? Привет! А я только что в дверь ввалилась. На вокзале была, — обрадованно тараторила ничего еще не подозревающая Нина в трубку. — Выходной взяла. Представляешь, тетя Лаура приезжала из Тбилиси. У ее Верико каникулы в училище, так они приехали ко мне. А сегодня уехали и забрали Гогу с собой.
— Забрали твоего Гогу? — переспросила Катя.
— Ну да, погостить. Я ужасно не хотела его отпускать — мал ведь еще. Но родня меня просто допекла — теперь будут коллективно прививать Гоге грузинские корни. Все мне звонили, упрашивали: и тетя Тамара, и бабушка Бэла, и прабабушка Гарунда. Все хотят видеть моего Гогу — правнука деда Тариэла. Ну, пришлось мне отпустить его с тетей Лаурой и Верой. У нас тут холодно, того гляди, снег пойдет, а там сейчас плюс тринадцать. Потом они в Батуми поедут на море к троюродному племяннику Котэ. Гога там окрепнет на морском воздухе. И мне хоть малая, но передышка.
— Значит, ты свободна? — убито спросила Катя, косясь на Колосова. — Слушай, мне срочно надо тебя видеть. Прямо сейчас. Приезжай ко мне на работу в Никитский переулок. Позвонишь снизу, с поста, я тебя встречу и пропуск закажу.
— А что случилось? — испугалась Нина.
— Это не по телефону.
Верная, добрая Нина Картвели поймала такси и примчалась на всех парах. Обрадовалась Кате, удивилась неулыбчивому начальнику отдела убийств (Колосов тоже спустился в вестибюль главка, чтобы встретить своего потенциального конфидента) и узнала о том, чем именно ей предлагают заняться в самом ближайшем будущем.
— Да вы что — с ума сошли? Нет, нет и нет. Никита, вы что, смеетесь, что ли? — протестовала она. — Как это я вдруг так все сразу брошу: работу, клинику, дом — и отправлюсь в какую-то чужую семью в роли какой-то самозванки?!
— Не самозванки. Детского персонального врача для четырехлетнего Левы Абаканова-Судакова, — ответил Колосов.
— Но я стоматолог по профессии. Понимаете вы? Сто-ла-то-лог. А из того, что вы мне сейчас рассказали, я поняла, что этому несчастному мальчику нужен квалифицированный детский психолог.
— Разве вы не разбираетесь в детской психологии? Нина, вы же детский зубной врач. По-моему, вы отлично должны разбираться.
— Не надо делать мне комплиментов. Я их не заслужила. Катя, — взмолилась Нина. — Ну хоть ты объясни своему коллеге. Это невозможно. Этого нельзя делать. Потоку что это против правил. Против врачебной этики. Ребенку, пережившему такой шок, нужна безотлагательная помощь, а не какие-то игры в приставленных стукачей!
— Я вас, Нина, не в стукачи приглашаю, — ужасно обиделся Колосов. — Что за слова вообще такие? Я прошу вашей помощи.
— Но почему именно у меня?
Тут их перепалку прервал приход в кабинет Ануфриева. Пока ждали приезда Нины, он то исчезал, то появлялся. С кем-то вел долгие беседы по мобильнику в коридоре, лениво листал за столом пока еще тощенькую папку оперативно-розыскного дела.
— Именно у вас, потому что вы нам подходите, Нина Георгиевна, — произнес он тихо. — Во-первых, вы детский врач, пусть и стоматолог. Во-вторых, вы сама мать, а значит, умеете ладить с детьми, в-третьих, вы — внучка академика Картвели, а в семье, с которой вам предстоит встретиться, это имя знают, помнят, а значит, не будут возражать против вашей кандидатуры, когда ее им предложат — не мы, заметьте, а ваши же коллеги, врачи. Ну и последнее, вы, насколько я в курсе, уже имели прежде дело с чем-то подобным.
— Что вы хотите этим сказать? — вспыхнула, как порох, Нина.
— Разве вы не проходили свидетелем по уголовному делу об умышленных убийствах? Проходили. А значит, должны представлять себе, что это такое. — То дело давно сдано в архив, — резко ответила за подругу Катя.
— В наших да и в ваших архивах, товарищ капитан, дела хранятся по полвека, а то и больше. — Ануфриев усмехнулся.
— Простите, а вы-то, собственно, кто такой? — спросила Нина. — Это вот мои друзья. А вы кто?
— Я коллега ваших друзей. Только из другого ведомства.
— Из ФСБ?
— Ну, уж так сразу и ФСБ.
— Нет, извините, я все понимаю, но я категорически не согласна. Я не могу. Катя, пойми меня. Никита, и вы тоже, пожалуйста, поймите. Я просто не смогу. И потом, как я брошу свою работу? Меня же уволят.