Внезапно Нина вспомнила: Колосов и Катя говорили ей, она вот только совсем позабыла, эта золотая византийская монета… Ну конечно же! Ее же нашли там, в машине, на месте убийства его сестры Евдокии… Господи, какое же у него лицо сейчас страшное, жалкое. Неужели он знает о том, где именно была найдена одна из этих пропавших монет? Неужели он кого-то подозревает?
— Возможно, это какая-то ошибка, — пробормотала она, думая о своем.
— Ошибка? Черта с два. Нет, это просто еще один знак. Чтобы уже не оставалось более никаких сомнений, никаких надежд. Полнейшая деградация, приведшая в конце концов к полному краху, к крови, к гибели всех. Как и там, в той несчастной выродившейся семье…
— В чьей семье? — Нина насторожилась. Ей отчего-то
Показалось: вот сейчас она услышит нечто очень важное. Возможно, что-то новое про тот самый город Волгоград, который отчего-то их всех так страшит. Но ответ Павла ее совершенно обескуражил:
— Знаете, что это за монета? — Он осторожно извлек из бархатного гнезда неровный золотой круг. — Это солид византийского императора Ираклия. Седьмой век. А это вот еще более редкая монета — фоллис времен краткого — всего-то несколько месяцев — царствования его старшего сына императора Константина, по всей видимости, отравленного ядом. А это солид еще более редкий — времен совместного, тоже очень недолгого, царствования его младших детей и внука, совсем еще юных, совсем еще подростков, пока они не убили, не уничтожили друг друга. Не перегрызли друг другу горло, как бешеные псы. Это было в Константинополе на берегах Босфора давно, очень давно. Про курорты Анталии и про клуб «Али-Бей» в те баснословные времена там еще не слыхали.
— Я не сильна в истории Византии, — честно призналась Нина. — Я ничего об этом не знаю.
— А вы поверьте мне на слово. — Он взял ее руку и вложил ей в ладонь тяжелый золотой кружок. — Чувствуете? Это необязательно знать. В это надо поверить. Пропустить через себя, ощутить. — Он медленно закрыл своей широкой жесткой ладонью ее задрожавшие пальцы.
Нина почувствовала холодок в крови. Она снова испугалась. Ей показалось, что из темных глаз Павла на нее, как из зеркала, смотрит кто-то совсем другой, незнакомый, безумный, вконец отчаявшийся, страшный.
Когда в один прекрасный день на вас, долго сидевшую на скудном информационном пайке, внезапно обрушивается лавина информации по принципу то пусто, то густо, радости это вам, честное слово, доставляет мало. Надо все запомнить, соединить концы с концами, проанализировать, осмыслить. А если не анализируется? Если концы с концами пока невозможно связать — что тогда?
Обилие информации в этот день преследовало Катю по пятам. Нина прислала длиннющую путаную эсэмэску, Никита Колосов рассказал о сообщении Ануфриева и его визите в Волгоград, Драгоценный утром с заговорщическим видом попросил «сегодня освободиться пораньше, потому что, мой зайчик, будет один сюрприз», и в довершение всего в главк прибыл следователь областной прокуратуры Пивоваров, ведущий дело Евдокии Абакановой. Прибыл на встречу с консультантом по вопросам частных нумизматических собраний.
По совести признаться, Катю больше всего занимала в этот суетный день мысль о сюрпризе от Драгоценного: что это вдруг на него нашло, чего это он там затеял? На прочие же вещи приходилось отвлекаться.
Во-первых, отвлекаться приходилось на Нину. В ее послании было сказано: «О твоем приезде в качестве коллеги-врача по детским нервным болезням косвенно договорилась с Павлом Судаковым. Приезжай завтра в Калмыково, предварительно мне позвони, уже как врач-коллега. Тут всем эта моя инициатива до лампочки. П. С. (Катя догадалась, что опять же имеется в виду Павел Судаков) дал согласие, имела с ним разговор по поводу их семьи. Очень странный. Он сказал, что их семья вырождается. Кажется, это причиняет ему сильную душевную боль. В чем-то он меня даже пугает».
Ну, как прикажете анализировать такую вот шифротелеграмму? Всерьез? Катя общалась с мобильником, перечитывала послание. Интересно, что Нина имеет в виду? Стиль у нее какой-то такой.., уж очень эмоциональный, нет бы попроще, объяснила: что под всем этим подразумевается — «сильная душевная боль», «семья вырождается», «в чем-то он меня пугает»? Это точно так же непонятно и странно, как тот намек на портрет генерала Абаканова.
«Я ведь хотела его где-нибудь отыскать и посмотреть, — подумала Катя. — Чтобы составить впечатление, понять Нинку. Ладно, где теперь его искать, вот поеду туда к ним и все увижу своими глазами».
О том, что не далее как завтра она окажется там, у них, Катя поначалу размышляла как-то отстраненно, словно это ее совсем не касалось. Словно кто-то другой, а не она должен был ехать туда и наблюдать, анализировать, делать выводы. «Кому все это нужно? — уныло думала Катя. — Никите? Но он, кажется, всецело поглощен этой новой, так неожиданно возникшей версией».
По поводу новой версии она пока не имела никакого иного мнения, кроме того, что версия эта — из всех возможных самая не правдоподобная. Но спорить с Колосовым пока было рано — слишком мало еще она знала.
Ей было известно лишь то, что и сам Колосов ищет для себя новые факты и разъяснения. За разъяснениями он, например, направился в Институт Склифосовского к гражданке Феклистовой Варваре Петровне — именно так по паспорту была фамилия матери близнецов Ирины и теперь уже покойного Федора. Катя поймала его на выходе из главка, сказала, что с Ниной все улажено и завтра она едет туда.
— Куда ты еще едешь? — хмуро спросил Колосов.
— К ним домой, ты что, забыл, мы об этом столько говорили!
— Мне кажется, пока надо повременить.
— Нина договорилась с Павлом Судаковым, он дал согласие. Потом все может измениться, и другого случая побывать там мне может уже не представиться.
— Я вообще против, чтобы ты сейчас туда ездила.
— Еще вчера утром ты был «за» обеими руками.
— А теперь против. — Колосов хмурился.
— Это на тебя так повлияла новость об убийстве в Волгограде? — прямо спросила Катя. — Ты, конечно, со своим фээсбэшником все что угодно можешь думать по этому поводу, но я, лично я, пока никакой — ну, ни малейшей связи между этим и нашими случаями не вижу.
— Связь уже в том, что им про события в Волгограде известно, и они их пугают, — ответил Колосов.
— Ну, тогда тем более мне надо там побывать, а вдруг я что-то узнаю. Что-то важное?
— Ты там будешь не жить, ты просто приедешь, побудешь недолго и уедешь как частный врач. Кстати, тебе ведь за этот визит они должны заплатить. — Он усмехнулся. — Нина твоя этот вопрос провентилировала?
По поводу оплаты Катя решила обговорить все на месте. Бесплатная консультация могла вызвать подозрения, в том числе и в отношении Нины, а Кате меньше всего на свете хотелось таким образом осложнять ее положение в этой семье. Вся эта авантюра, с одной стороны, и жутко ее привлекала, будоражила любопытство, но вместе с тем, с другой стороны, на сердце скребли кошки, и совесть была неспокойна. Подопытным кроликом во всех этих авантюрных оперативных играх, комбинациях был ребенок — больной, остро нуждающийся в помощи. «Боже, они же будут спрашивать мое мнение по поводу его состояния. Что я им скажу? — думала Катя. — Это до какой наглости надо будет докатиться, чтобы чего-то там еще советовать?»