— Больная еще очень слаба. Она все собирается ехать на похороны сына, но об этом в ее состоянии и речи быть не может, — заявил Колосову лечащий врач Варвары Петровны. — Допроса больной разрешить вам не могу. Могу позволить лишь короткую беседу, и то с условием, что вы попытаетесь отговорить ее от поездки на похороны, которая может стоить ей жизни".
Колосов вынужден был согласиться. Он не знал главного: как воспримет экономка Абакановых-Судаковых его повторный визит.
В палате Варвары Петровны ничего не изменилось. А вот с ней самой перемены произошли огромные.
— Опять вы? Из милиции? Я же сказала вам, чтобы вы оставили меня в покое.
В прошлый раз она кричала это яростно, теперь ее голос был тихий, почти умоляющий.
— Варвара Петровна, я прошу, выслушайте меня. За эти дни едва не произошло новое убийство.
— Ириша? Моя девочка?! — Варвара Петровна привстала.
— Нет, нет, успокойтесь, не она. — Колосов мысленно жестоко обругал себя — разве с этого надо было начинать, идиот? — Убийца стрелял в Зою, но все на этот раз обошлось. Я приехал к вам потому, что мне необходима ваша помощь.
— Чем я могу помочь? Я для сына.., для Феди не смогла ничего сделать.
— Варвара Петровна, буду с вами откровенен. — Колосов торопился: в любую минуту в палату могла заглянуть сестра и вытурить его вон. — Сначала мы связывали убийство вашего сына, Евдокии и покушение на Зою с убийством некой семьи Мужайло, совершенным летом в Волгограде.
— Вы знаете о них?
— Да знаем, буквально еще три дня назад я был уверен, что эти убийства — звенья одной цепи, что их совершает некто — фанатик, одержимый, ослепленный ненавистью, решивший мстить семьям генералов Абаканова и Мужайло за те преступления, которые.., они совершали, как это теперь говорят «в эпоху тоталитаризма».
— Вы что, сумасшедший, молодой человек?! — воскликнула Варвара Петровна. — Как вы могли такое себе вообразить?
— Ваши домашние сами уверены в этом до сих пор. Но они заблуждаются. Мы располагаем вескими доказательствами того, что связь между этими убийствами отсутствует. Отсутствует и мотив мести. Убийство семьи Мужайло было совершено в Волгограде с целью завладения денежными средствами и ценностями.
— Как.., как вы сказали? Повторите! — вскрикнула Варвара Петровна.
«Ну, все, сейчас ей станет плохо, и на этом все закончится», — испугался Колосов.
— Подождите, ради бога успокойтесь.
— Ничего.., это так, ничего, уже прошло. — Она хватала воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. — Так вот вы как думаете… Боже, боже мой…
— Я пришел к вам поговорить о семье, в которой вы прожили долгие годы, о людях, которых вы так хорошо знаете. Вы умный взрослый человек, вы мать. Вы должны, обязаны нам помочь. Вы должны помочь своей дочери Ирине, ее сводным братьям, сестре, этому малышу… Все они в большой опасности. Нет, нет, не волнуйтесь вы так — там в доме им ничего в данный момент не грозит. Дом постоянно находится под нашей охраной.
— Какая охрана спасет от стрелы, летящей в ночи?
— Я не понимаю, какой стрелы?
— Это в Библии. — Варвара Петровна закрыла глаза. — Стрелы ненависти, стрелы жадности, стрелы злобы… Что вы меня спрашиваете о них? Хотите знать, кто пускает эти стрелы? Так я не знаю. Я знаю одно: никакой семьи Абакановых нет и не было никогда. Это миф. Еще когда был жив Костя… Константин Ираклиевич, их отец, мой гражданский муж — это уже было мифом. Они братья и сестры друг другу только по паспорту, а на деле…
— Что на деле? Что, Варвара Петровна?
— Боже мой, это я виновата, я во всем виновата, зачем я тогда поддалась на его уговоры и привезла Иришку и Федю в этот проклятый дом? — Варвара Петровна заметалась на подушке. — Я думала, что я обеспечиваю этим шагом им место в жизни — такое, к которому стремятся тысячи, миллионы. А вышло, что своими же руками подтолкнула моего ненаглядного мальчика в могилу!
— Варвара Петровна, я прошу вас…
— Они все, вы слышите, все ненавидели моих детей. Они все и друг друга-то ненавидят. С тех пор как умер Костя… Константин Ираклиевич.., все вообще пошло прахом.
— Это как-то связано с наследством? С разделом капитала, да?
Варвара Петровна застонала, закрыла глаза.
— Расскажите мне об Абакановых, — попросил Колосов.
— Что я могу рассказать? Неужели вы сами не поняли, с кем вы имеете дело?
— Нет, вроде на первый взгляд обычные молодые люди. Конечно, эгоистичные, занятые собой, но вполне нормальные. Чисто внешне очень даже красивые — ваша дочь, например, ее сводная сестра Зоя.
— У нее есть любовник, — хрипло сказала Варвара Петровна. — Это, надеюсь, вам известно?
— Нет. Кто он такой?
— Точно не знаю, это как-то связано со школой танцев, куда она постоянно таскается! — Впалые щеки Варвары Петровны покрылись пятнами. — Она такая же потаскуха, как и Дунька — ее дражайшая сестрица. Та мужу со всеми подряд рога наставляла, неизвестно еще, от кого ребенка прижила, а эта дрянь все из дома, как сорока, тащит, чтобы любовника своего, альфонса, содержать.
— Объясните, что вы имеете в виду.
— Нечего мне объяснять. Это вы сами должны были узнать, милиция, называется. — Варвара Петровна из болящей, умирающей на глазах превращалась в яростную фурию. Колосов подумал: как же должна она ненавидеть всех их, чтобы в своем «предынфарктном состоянии» вот так бесноваться. Вспомнились ему слова Ираклия про «семейное проклятие» — да уж.., ничего не скажешь…
— Она любовника содержит, а где вы, думаете, деньги на это берет? Ей от покойной матери такие украшения достались — загляденье. Бриллиантовое колье, браслеты, кольца, жемчуг. Мамашу ее Константин Ираклиевич подарками задабривал, когда при ней — живой жене — роман с матерью Ираклия крутил. Она ведь — Зойкина мать — из цековской семьи была, таких жен со связями тогда не бросали, таким серьги от Картье дарили, чтобы в очередной раз с легкой руки тестя в Штаты в командировку слетать.
— Вы говорили про ювелирные украшения, — напомнил Колосов.
— Ну да, все материно после ее смерти перешло к Зойке. Было-было, а теперь вдруг куда-то исчезло. Нету теперь ничего — ни бриллиантов, ни жемчуга. Все на любовника потрачено! Потаскуха она, дрянь и дочь мою, Ирку мою, с пути сбивает. Внушает ей, шестнадцатилетней, что здесь таким, как они, жить нельзя. Это в нашей-то стране, представляете? Я ее спрашиваю: а где ж, по-твоему, Зоя, жить-то таким, как вы, можно — это в Америке, что ли, на Карибах или на Гавайях? А как же семья, традиции, любовь к родной земле, патриотизм? Я, например, детей своих с малых лет в духе патриотизма воспитывала. А эта… У нее и мечты какие-то вывихнутые — уехать, бросить все здесь, виллу себе купить, яхту многомиллионную и плавать по морям, царицей-госпожой себя воображать, мадам Онассис. — Варвара Петровна выругалась. — А сама ведь — б.., последняя!