Чувство дискомфорта появилось у него еще в кабинете, когда они с Обуховым изобличали толстяка во лжи. А сейчас, в машине, ему и вообще отчего-то было трудно смотреть в глаза Модину. А ведь Колосов отнюдь не считал себя в чем-то перед ним виноватым.
— Не покажется им ничего странным. Будь спокоен. — Обухов хозяйским жестом уложил кейс с деньгами на колени Колосову, сидевшему на заднем сиденье. — Никита, ручку. Данке шон. — Браслеты наручников (их позаимствовали напрокат в оперативно-техническом отделе) защелкнулись на запястье начальника отдела убийств и на ручке желтого чемоданчика.
— В случае, если ситуация обострится… Короче, дед, если начнется стрельба, меньше о своем костюме думай — понял? — Обухов был сама деловитость. — Коллега, конечно, о тебе позаботится, для того и едете тобой, но… Береженого бог бережет. Короче, чуть пуля свистнет — второй не жди, сигай с машины и на землю. Ясно?
— Ясно. — Модин побелел как мел. А Колосову стало досадно: злодей Генка нагоняет на заявителя страх. Делать ему больше нечего. Ведь стреляют в таких ситуациях только дефективные, а также зеленое пацанье. А красновцы люди ушлые и ученые.
На перекрестке перед светофором у заставы Ильича Модин обернулся к Колосову:
— Мне можно позвонить? — Он вытащил из чехла на поясе мобильный телефон.
— Кому? — Колосов полез в карман за сигаретой: как же в кандалах да при деньгах курить охота!
— Жене. Она в больнице, я ей всегда по утрам звоню. Не хочу, чтобы сегодня волновалась.
— Звоните, только быстро.
Разговор Модина с женой был короток: «Как себя чувствуешь? Приеду».
— Хворает супруга? — спросил Колосов, когда Модин закончил.
— После операции. Камень в почке удалили. Вроде удачно. Лазером.
— А-а… — Колосов подумал: черт возьми, ведь даже располагая данными негласного наблюдения за Модиным, он фактически не осведомлен о его жизни. Ну, это и понятно — сам Модин его никогда и не интересовал. Он был важен лишь как источник информации о жизни другого человека и его семьи…
— Сколько лет женаты? — спросил он.
— Уже тридцать четыре года. Скоро юбилей справим, даст бог.
— Солидный стаж. А я думал, у вас…
— Что? — Модин смотрел на него тревожно и настороженно в зеркальце.
— Ничего, так… — Колосов пожал плечами. Ишь ты, толстосум, не бросает, значит, подругу своей «голодной студенческой юности». Не бежит в загс рысью, как это водится сейчас у них, с моделью из журнала.
— Не волнуйтесь, ни с вами, ни с женой вашей ничего не случится. Все под контролем.
— Я стараюсь сейчас об этом не думать. А у вас, молодой человек…
— Никита.
— А у вас, Никита, у самого семья есть, дети?
«Кто-то уже задавал мне на днях этот вопрос… — Колосов припоминал с трудом. — Ах да, отчим Сорокина, покалеченный в автокатастрофе дипломат». Он погладил ладонью кожу другого «дипломата», лежащего у него на коленях.
— Нет.
— Значит, у вас все впереди. Можно только позавидовать. Колосов хотел спросить: чему, господи? Но не спросил, опять поймав в зеркальце лихорадочно-блестящий, взволнованный и вместе с тем какой-то отрешенный взгляд Модина.
Их встретили, как и предполагал всеведущий Обухов, отнюдь не на 42-м километре, как было условлено, а гораздо раньше. Модин едва успел миновать автозаправку на окраине Балашихи, как внезапно им посигналила шедшая по встречной полосе синяя «девятка». А идущая следом за ними серебристо-серая «Ауди» внезапно резко пошла на обгон, прижимая их к обочине. А затем, не прекращая движения, заставила свернуть с Горьковского шоссе на так называемую «Балаши-ху-2», а потом и на тихий пыльный проселок, уводящий в картофельные поля.
Колосов глянул на часы: 9.03. Место встречи ему очень не понравилось: в поле ты как на ладони. Но и те, кто тебя прикрывает, естественно, тоже. А следовательно…
Три машины медленно сбавили ход, затормозили. Из «Ауди» не вышел никто, а там сидели четверо. Из синей «девятки» вышел парень в джинсах и кожаной куртке — непрезентабельный прыщавый блондинчик, очень молодой. Колосов не видел в фотобанке обуховекой галереи «Группировка» этого лица.
Парень рывком открыл дверь модинской машины. Скользнул настороженным взглядом по сидящим в салоне:
— Где?
— Здесь. — Колосов сидел, облокотясь локтями на кейс с деньгами. (Парень не видел пока его «кандалов».)
— Цифра?
— Восемнадцать двести семь.
Парень протянул руку к кейсу, набрал код, открыл, посмотрел.
— Почему вас двое?
— А вы что хотите, чтобы я один сюда приехал, в эту глухомань? — неожиданно желчным тоном окрысился Модин. Он тоже мельком глянул на деньги в кейсе — и на его скулах заиграли желваки. — Это мой сотрудник. Мой телохранитель.
Парень оглянулся на «Ауди», оттуда никаких команд не поступало. Тогда он протянул к кейсу руку и тут только заметил «кандалы».
— Опупели, что ли, вконец? — Даже в такой нервозной ситуации врожденное чувство юмора его не подвело, за что Колосов сразу и невольно проникся к нему слабой симпатией.
— Расписочку верните, — сказал он.
Парень снова оглянулся на «Ауди». И там эту маленькую заминку истолковали, видимо, по-своему. С заднего сиденья, мягко хлопнув дверьми, спрыгнули двое — молодые, бритые, плечистые, в коже с ног до головы. Подошли к «Вольво» Модина стремительно, с двух сторон:
— В чем проблема?? Ну?
Парень, наделенный чувством юмора, кратко пошептался с одним. Тот покивал вроде бы задумчиво.
— Выходите с машины, — сказал приветливо. — Потолкуем. Разберемся.
— Сиди на месте! — Это было сказано так резко и повелительно, что и Колосов, и красновцы малость опешили. Модин, побагровевший от негодования, при виде денег, которые вот-вот могли бесследно для него кануть, преобразился и словно воспрял из мертвых: в руке его был («Батюшки мои светы! — подумал Колосов) пистолет „беретта“, который секунду назад толстяк с самым решительным видом выхватил из „бардачка“. („Генка, идиот, машину обыскать не догадался!“ — Колосов со злости готов был впиться строптивому заявителю, прыть которого могла сорвать всю операцию, зубами в запястье, лишь бы обезоружить пустоголового кретина.)
Но демонстрация огнестрельного оружия закончилась и так плачевно. Модина треснули кулаком по затылку и обезоружили. Видимо, даже с пистолетом в руках он не воспринимался красновской братвой в качестве серьезного противника.
Потом в машине сразу стало тесно, как в консервной банке: трое запрыгнули в салон. Один спихнул обмякшего Модина с водительского сиденья, двое других взяли Колосова, который и не думал сопротивляться, в плотные клещи на заднем сиденье. «Вольво» газанула и взяла с места в карьер по пыльному проселку в поля, над которыми ярко светило утреннее солнце.