— Это, что ли, заведение? — спросил Кравченко. Жданович вышел. Он двигался как-то неуверенно. Из него словно бы разом вышла вся сила, весь его пьяный кураж. Кравченко заметил, что взор его устремлен вовсе не на яркую вывеску бара, а на темный рекламный щит рядом с троллейбусной остановкой. Они прошли мимо щита. И Жданович оглянулся. Кравченко толком и не разглядел, что там намалевано — вроде реклама нового мужского аромата: брюнет какой-то смазливый в черной коже держит в руках флакон.
— Это просто реклама, — тихо сказала Лиля.
— Да, я вижу, не слепой, — хрипло ответил Жданович. На пороге бара он снова оглянулся на рекламный щит.
Собственно, в этом занюханном баре они и зависли на полночи. Кравченко пригнал свою машину. Жданович заказал ему выпить — за знакомство. Но, в общем-то, разговора никакого не получилось.
— Значит, будешь меня охранять? — спросил Жданович.
— Вы против?
— Да нет. — Жданович снял очки, протер стекла. — Только маразм это полнейший. Ну, ладно, вольному — воля, спасенному — рай.
— Мне за вас деньги платить будут. — Кравченко посмотрел на Лилю:
— Ваши друзья.
Через пять минут тишины Жданович спросил:
— А ты как вообще, парень, наверное, комфорт любишь, стабильность, уют?
— Люблю, — ответил Кравченко.
— На войне не был?
— Нет.
— Алексей Макарович, довольно, хватит, — умоляюще сказала Лиля, когда Жданович снова окликнул бармена — повторить.
«А ты, оказывается, нянька-то не только для этой малышки долгушинской», — подумал Кравченко.
Еще через пять минут тишины Жданович, гипнотизируя Кравченко остекленевшим от алкоголя взглядом, снова спросил:
— Значит, любишь уют, комфорт, стабильность?
— Люблю, — повторил Кравченко. — А вы, Алексей Макарович, нет?
Жданович поднялся:
— Поехали из этой дыры.
Несмотря на протест Кравченко, он сел за руль сам. Медленно тронулся. Проезжая мимо троллейбусной остановки, Кравченко в свете фар разглядел тот самый рекламный щит гораздо лучше — это действительно была реклама мужских духов «Йоджи Ямамото». Брюнет, весь из себя в доску стильный и прекрасный, чем-то неуловимо напоминал выходца с того света.
Следуя за медленно тащившейся «Тойотой», Кравченко думал о том, что заставило его странного клиента после такой бешеной гонки остановиться в каком-то закоулке, на задворках. Его словно бы что-то испугало на этой темной сонной московской улице. Только вот что?
Бывало так с Аристархом Медведевым, что внезапно, вдруг, лавинообразно и вроде бы ни с того ни с сего наваливалась на него тоска.
Мигнули в ночи красные огни «Тойоты» с разрисованными боками. И вот уже пуст нулевой причал.
Пусто на душе.
Если вам уже за сорок, половина жизни уже — не ваша. И глупо, ох как глупо изводить себя из-за разной ерунды.
Аристарх Медведев постукивал ребром ладони по поручням трапа. Смотрел туда, где давно уже не было белой «Тойоты», умчавшей Ждановича и девушку по имени Лиля, Лилия… Насвистывал тихонько и вроде вполне бесшабашно: «Жил отважный капитан, он объездил много стран…»
— Ну что, капитан, грустишь? — спросил подошедший Виктор Долгушин. — Да… А они ведь теперь поздно вернутся. Леха до руля дорвался, начнет по всей Москве колбаситься, парню нервы мотать. А ничего вроде парень, а? Неглупый. И второй, этот его напарник — Сергей. Тоже ничего, безвредный пацан. Мы с ним распрощались, ушел он.
Капитан Аристарх обернулся.
— Зачем ты позволяешь ей уезжать с ним на ночь глядя? — спросил он хрипло.
— А как же я могу ей не позволить? — Долгушин явно сочувственно вздохнул. — Вот чудак-человек. Лиля уже девочка большая. Сама решения для себя принимает.
— Она Марусю без присмотра в каюте одну оставила. Сорвалась.
— Маруся спит. Я сейчас заходил к ней. — Долгушин прислонился спиной к поручню. — А ты-то что, капитан, воды в рот набрал?
— А что я ей скажу? Не уезжай, побудь со мной? — Аристарх щелкнул зажигалкой, закурил. Огонек сигареты осветил его лицо. — Да пошло оно все, подумаешь… Когда с якоря сниматься будем?
— Да, пожалуй, наверное, послезавтра. К вечеру. Позвонить мне должны по одному вопросу. Уладим, ну и все — можно отчаливать.
— Город хороший Москва, — вздохнул Аристарх. — Сытый. Веселый.
— Вообще-то одну вещь ты, Аристарх, должен помнить твердо, — Долгушин поманил его к себе пальцем, словно собираясь доверить секрет.
— Какую?
— Под лежачий камень и водка не течет. А юность любит радость. Усек?
— Много он Лильке радости доставит, — Аристарх глубоко затянулся. — Девчонка она. Не от мира сего. А ей о будущем думать надо. Семью заводить, детей рожать.
— Твоих? — Долгушин вздохнул. — Ну что же ты скис, капитан? Раз уж все так серьезно запущено, дерзай. Для кого и для чего я ее взял в это наше плавание?
— Для Маруси своей ты ее взял, — ответил Аристарх и отвернулся.
У Долгушина мелодично сработал мобильный. Он отошел, тихо вторя своему собеседнику: «Так, понял, ясно. Очень хорошо, спасибо».
Аристарх Медведев докурил, бросил окурок в воду и поднялся к себе в рубку. Дела, дела… Все какие-то дела у Витьки Долгушина. Денег вот только что-то не видно.
В принципе все, что он только что сказал, — туфта. Ведь ему все, в том числе и он, Аристарх, до лампочки. Ему бы с собой как-то разобраться.
Вот ведь парадокс — знаешь человека почти четверть века, пуд соли с ним съел, цистерну водки выпил, товарищем своим его считаешь, делишься с ним самым сокровенным — как, мол, в сорок с хвостом ухитриться уложить в койку двадцатилетнюю девчонку, с тем чтоб была она потом не любовницей на час, а женой — на всю оставшуюся жизнь, — а все равно в редкие минуты не ощущаешь между собой и этим человеком, товарищем твоим, этакую стеклянную, крепкую стену. И вроде видно все через стекло — все человеческие слабости, все хитрости, все промахи, страстные порывы души, — а понять ничего нельзя. Правду, что ли, говорят — чужая душа, как и своя собственная, — потемки?
Аристарх Медведев достал корабельный журнал, вызвал в рубку вахтенного матроса. Эх-ма, что поделаешь? Се ля ви, наверное, мать ее так… Дружба — дружбой, служба — службой. Как бы ни душила тебя когтистой лапой ведьма-тоска, забывать о том, что именно ты капитан на корабле, нельзя. Из рубки открывалась панорама ночного порта. Но нет, не впечатляла она Аристарха Медведева.
Видел он за свою жизнь немало портов, рек и морей. Ходил и на сухогрузе по Балтике и северным морям, и под парусами на яхте. Ходил и по Неве. Даже планировал по молодости поступить на лоцманские курсы. Но не сложилось.