Казалось, его мощная медвежья фигура подавляет в тесной рубке все пространство, все предметы. Впереди вновь замаячили прожектора шлюза.
— Можно мне тут с вами побыть, пока в шлюз входим, швартуемся? — повторил Кравченко. — Я не помешаю?
Капитан Аристарх словно и не слышал его просьбы. Он был здесь, на своем капитанском месте, у штурвала, и вместе с тем далеко-далеко.
После шлюза Кравченко вернулся в свою каюту. Остаток ночи он проспал как убитый и не видел никаких снов. А утром, выглянув на палубу, окунулся в туман, как в молоко.
Белая мгла. На расстоянии вытянутой руки уже ничего не видно. Теплоход стоит. Гудок, еще один, еще — два коротких, один длинный. Голоса где-то там, на корме…
Кравченко принял душ, привел себя в порядок. Эхма, на часах половина десятого — где мы, в какой акватории? Что поделывает проблемный клиент? Ему представлялось, что стоит их «Крейсер Белугин» где-нибудь посреди огромного, как море, водохранилища. А оказалось, что стоят они возле пристани Кантемировские дачи, примерно в шестидесяти километрах от Москвы. Об этом сообщил один из матросов — вынырнул, как из ваты, из тумана, удовлетворил любопытство пассажира и снова пропал, будто испарился.
На корме, в самом тихом, защищенном от ветра месте, завтракали — был накрыт самый обычный садовый стол, стояли стулья из белого пластика. На столе были термосы с горячим кофе, пакеты с соком и молоком, холодные вчерашние котлеты и гора бутербродов. За столом Кравченко застал лишь Варвару, Лилю и дочку Долгушина Марусю. Кроме них, на палубе издавала самые разнообразные крики, прыгала, ползала всякая живность: в большой клетке дышали воздухом два зеленых попугая-кореллы, рыжий кот смачно лакал молоко из блюдца, между ножками стола блуждала заторможенная черепаха. А со спинки стула, взгромоздившись на нее как на насест, презрительно наблюдал за всей этой утренней суетой уже однажды виденный Кравченко павлин по фамилии Кукин. Он первый заметил, что в полку завтракавших прибыло — издал свой протяжный мяукающий крик и.., распустил хвост.
Кравченко застыл — если это был не восторг, то что это было, скажите? Эта глупая, смешная райская птица… На фоне тумана ее глазастый изумрудно-золотой веер-хвост смотрелся просто фантастично.
Представить прежнего Виктора Долгушина рядом с этой птицей было невозможно. «Павлины, говоришь», — хмыкнул Кравченко, но… Что лукавить, если павлин и являлся новым символом «Крейсера Белугина», то символ этот лично ему, Кравченко, вполне подходил. Пусть все это на фоне тумана и попахивало отпетым кичем, но все-таки какая-то своеобразная неуловимая прелесть в этом была. Прелесть, плесень, дурман, разложение, распад, декаданс — короче, полный п….ц! — подумал Кравченко и принял из рук заботливой Лили чашку крепкого кофе.
— Доброе утро, — тоном крошки-ангела поздоровалась с ним Маруся. Для завтрака на свежем воздухе она была одета в красный комбинезон. Лиля уговаривала ее не снимать капюшон — «Ушко больное, надует».
— Привет, — Кравченко выдавил из себя улыбку.
— Ты как гора, — сказала Маруся. — Как великан из сказки. А ты добрый?
— Я? — своим вопросом она, как и в первый раз, поставила Кравченко в тупик. — Не-а, я злой. Я Бармалей.
— Тогда на, укуси меня, — Маруся доверчиво протянула ему ладошку.
— Не хочу, ты невкусная, — Кравченко отхлебнул кофе — мать моя, командирша, видела б его сейчас Катя!
— Маруся, не вертись, — одернула ее Лиля. — За столом сыпать вопросами как из рога изобилия — неприлично.
— Как из чьего рога? — уточнила Маруся.
— Как из рога козы Амалфеи, вскормившей маленького Зевса, помнишь, мы с тобой мифы читали?
— Не рановато ей мифы-то греческие запоминать? — спросил Кравченко.
— Виктор Георгиевич считает, что античность — это наше все, — ответила Лиля. — Духом античности надо проникнуться с самого раннего детства. Это основа любого образования.
— Не знал, что Долгушин на античности повернут. — Кравченко потянулся за бутербродом. — Ну, это мода, наверное, новая. Кто-то в буддизм, как БГ, кто-то Каббалу штудирует, кто-то в монастырь на Соловки подается.
— Мода тут ни при чем, — прервала его Варвара. — А ты вообще разговорчивый тип, я еще вчера это заметила. И не слишком-то радеешь о своих прямых обязанностях.
— Кстати, а где Алексей Макарович? — поинтересовался Кравченко.
— Он у себя в каюте, — Лиля потупилась. Кравченко глянул на нее с любопытством — после вчерашней сцены в рубке он пока еще не решил, как относиться ко всему услышанному.
Туман рассеялся лишь к полудню. Однако теплоход в путь не тронулся. Кравченко с борта осматривал окрестности. Пристань Кантемировские дачи располагалась в бухте, окруженной сосновым лесом. Берег был крутой, песчаный. На берегу вдалеке виднелся поселок. До водохранилища, как понял Кравченко, они так и не доплыли — оно было где-то там, впереди, за лесом и песчаной косой. Движение на реке возобновилось. Шли баржи в Москву, промчалась «Комета» из Москвы в Дубну. Пулей просвистел роскошный, белый, как снег, катер. А следом за ним, безнадежно отставая, мимо «Крейсера Белугина» пропыхтел серый буксир, обвешанный по бортам старыми покрышками. В общем, жизнь на реке вновь била ключом.
Била она ключом и на Кантемировской пристани. Место было вполне цивилизованное, радующее глаз предложением самых разнообразных услуг — пожалуйста, касса по продаже билетов на речной транспорт, рядом с причалом — охраняемая стоянка для машин. Тут же небольшой павильон — магазин «Тысяча мелочей», возле — уютная шашлычная.
Владелец ее — упитанный молодец в «адидасах», подрулив к пристани на новеньком джипе, рысью поднялся по трапу и тепло был встречен капитаном Аристархом. Было видно, что владелец — старый знакомец всей компании, не раз в прошлом получавший выгодные заказы на мясо-гриль и шашлыки. Вскоре шашлычная заработала на полную мощность — по пристани пополз щекочущий ноздри аромат жареного мяса.
Кравченко пригляделся к стоянке машин и — ба! — увидел среди других авто знакомую белую «Тойоту» с разрисованными боками. Видимо, ее снова «вернули» Ждановичу какие-то неведомые его друзья, не поленились даже перегнать за шестьдесят километров. Рядом с «Тойотой» стоял старый «Форд» с тонированными стеклами и разбитой передней фарой. Кравченко не обратил на него внимания, и, как оказалось, — напрасно.
На «Крейсере» царила полнейшая идиллия — Маруся под присмотром Лили резвилась на палубе — бегала, прыгала, гонялась за павлином, который тоже был не лыком шит — то и дело оставлял на палубе известковые следы собственного протеста и жизнедеятельности. За павлином с тряпкой и шваброй ходил матрос — убирал.
К пристани, ведя велосипед, спустился Саныч. Оказывается, он сошел на берег еще до завтрака, куда-то ездил, а теперь вернулся. За его спиной болтался тощий рюкзак. Кравченко до сих пор еще не сказал с этим парнем и пары слов. Вот и сейчас Саныч его просто проигнорировал, оставил велосипед на палубе, а сам скрылся в кают-компании.