— А ты сама в это веришь?
— Мы в понедельник вместе с тобой сядем и детально просмотрим еще раз весь маршрут теплохода. Со всеми их стоянками, — сказала Катя. — Если это убедило тебя, то… В общем, в этой ситуации тебе, как сыщику, не стоит полагаться на чью-то там веру. Это все слишком субъективно, особенно в отношении наших прежних кумиров.
О том, что кто-то там, в уголовном розыске, в связи с подозрениями в отношении Петра Сухого собирает информацию и на его отца, жена Александра Кузьмича Сухого Алена Леонидовна даже и не подозревала. Приезд на теплоход за сыном-пасынком Петрушей воспринимался супругами по-разному. Александром Кузьмичем с гневом и болью, с горькой отцовской обидой и жгучей тревогой за будущее сына, которая точно ядом питалась все возраставшим чувством собственной вины. Алена же Леонидовна вспоминала скандал на теплоходе, разгоревшийся в присутствии милиции, с какой-то внутренней дрожью — будто она с головой окунулась во что-то грязное, оскверняющее, точно в заразный гной.
Эта тягучая, неизбывная Петрушина злоба в отношении нее… Она устала ей противостоять. Она стала испытывать что-то похожее на страх… Эти его глаза — в них только ненависть. Ненависть и отвращение. Как далеко все это может зайти? А ведь поначалу, в первые недели их брака с его отцом, ей казалось, что… Петруша и тогда смотрел на нее очень странно. Ей даже мнилось, что она, ее тело будят в нем желание. В двадцать с небольшим лет молодая красивая жена отца — как раз тот объект, который может стать для парня еще тем раздражителем… Но… Нет, не стоит себя обманывать, она видела и другое — даже тогда к его тайной похоти уже примешивалось отвращение, чисто физическое отвращение…
Алена Леонидовна многое готова была претерпеть ради мира в своей новой семье, но только не это. О нет… Ей хотелось послать этого злобного гаденыша, пасынка Петрушу, Подальше. Она так и попыталась сделать, повторив себе самой точно заклинание перед сном: «Пошел он, да пошел он… Пока жив Саша, все в этом доме будет так, как хочу я».
Но аутотренинг не помог. Ночью Алену Леонидовну посетил причудливый кошмар: пасынок Петруша приснился ей в костюме принца Гамлета с золотым медальоном на груди и с волчьей ужасной головой. Он стоял наверху мраморной лестницы отеля «Астория», а она, Алена Леонидовна, была внизу. Он сверкнул своими волчьими глазами, зажал в кулаже медальон с выбитым на нем профилем покойной матери и бистро и легко, совсем как Смоктуновский в фильме, ринулся вниз по ступенькам. Алена Леонидовна вскрикнула и бросилась прочь. Но он без труда настиг ее — этот волк-пасынок-принц, сбил с ног и вонзил в ее шею клыки.
Она проснулась с дико колотящимся сердцем и привкусом крови во рту. Привкус бывал и прежде — в последние годы у нее начали кровоточить десны, и она без устали посещала лучших дантистов, опасаясь пародонтоза.
Сон она тут же выбросила из головы. Все это было лишь миражом подсознания, отражением той ненормальной ситуации, в которой она жила в браке с Александром Кузьмичом. Впрочем, что лукавить? Она отлично знала, на что шла. Этого брака она добивалась с завидным упорством. Положение жены такого состоятельного и влиятельного человека давало ей все, что составляло главную цель ее жизни, — комфорт, свободу, деньги и полную возможность, дальнейшего совершенствования своей внешности.
Внешность свою Алена Леонидовна боготворила и ненавидела. Изменения, сулящие омоложение, подправляющие штрихи, устранявшие недостатки природы, вечная погоня за каким-то призрачным недосягаемым идеалом — были ее манией. Единственной настоящей отрадой. И вечным проклятием. Такой уж она родилась. Стремление к совершенству внешности, к изменению было неотделимо от нее, как желание пить, есть, заниматься сексом, справлять естественные надобности. Всегда, сколько она себя помнила, она относилась к своему лицу и телу как к глине, из которой надо лепить все новые и новые прекрасные формы. Первую пластическую операцию лица она сделала в двадцать лет и едва не умерла на операционном столе. Но страх смерти не остановки ее — напротив, появилось какое-то новое странное чувство свободы и жажда все повторить, испытать все снова и снова. С тех пор на протяжении почти восемнадцати лет Алена Леонидовна почти регулярно ложилась под нож пластического хирурга.
В эту субботу она отправилась на машине из своего загородного дома в Одинцове в Москву, в Спасо-Наливковский переулок, где в новом здании из стекла и стали располагался филиал знаменитого на весь мир Института пластической хирургии и косметологии доктора Франклина Лебовски. Вот уже на протяжении нескольких месяцев Алена Леонидовна проходила в институте курс общеукрепляющих омолаживающих процедур для лица и тела. В два часа у нее была назначена консультация у одного из ведущих хирургов института — доктора Маршана.
Раздеваясь перед зеркалом в ожидании косметолога, Алена Леонидовна придирчиво разглядывала себя — легкий загар, покатая линия плеч, подтянутый живот, упругие ягодицы — пластические операции пошли ей на пользу. Две операции по липосакции тоже. Результаты сносные, но… Сейчас ведь в медицине каждый день что-то новое, передовое. И это невозможно не попробовать, не испытать. Как-никак близится уже сорокалетний рубеж, и отсечь его — убрать растяжки, кожистые складки, лишний жир — может лишь скальпель хирурга, эта волшебная палочка, дарящая мучительное, ни с чем не сравнимое удовлетворение.
Алена Леонидовна вспомнила, как однажды давно она пришла в одну пластическую клинику и… Хирург-косметолог была женщина, и она отказала ей тогда в повторной операции на лице. Не только отказала, но и посоветовала пройти курс реабилитации у местного психолога. Алена Леонидовна подслушала разговор по телефону: косметолог обменивалась мнением со своим коллегой-профессором: «У пациентки патологическое пристрастие к хирургическим вмешательствам, это психическое расстройство. Ее надо серьезно лечить, а не оперировать. Ставить ее в план на операцию сейчас, при ее нынешнем психическом состоянии, — это брать на себя лишнюю ответственность».
Алена Леонидовна больше никогда в эту клинику не обращалась. А сказанное про «патологию» постаралась забыть. Эти врачи — что они понимают? Им всюду мерещатся сплошные психозы и патологии.
Сеанс начался с маски для спины с самонагревающейся грязью и обертывания с каолином. Алена Леонидовна отдавалась рукам косметолога, знавшего свое дело, с упоением. Она знала: еще большее наслаждение ждет ее впереди — там, у врача, когда он объявит со своим смешным французским акцентом: «Ну что же, все анализы в порядке. Вы готовы к операции?» Она вспомнила, что она испытывала прошлый раз, когда они обсуждали ее операцию по пластике живота. Доктор Маршан детально рассказывал ей и показывал на мониторе компьютера, где именно в зоне бикини он сделает ей тот единственный надрез, с помощью которого будут удалены все лишние, накопившиеся в ее теле жировые отложения, а затем будет срезана плоть и за счет этого смоделирован совершенно «девичий» плоский живот и аккуратный пупок. Алена Леонидовна помнила, как она очнулась тогда после наркоза — этот «живот» был у нее уже шестнадцатой по счету «пластикой», и каждый раз ощущение от испытанного было все более жгучим, все более возбуждающим. Даже если это была действительно мания, что же… Ради такой мании стоило быть женщиной. Стоило рождаться на свет! Каждая женщина — мазохистка в душе, особенно когда это касается возможности любыми доступными способами, вплоть до физической боли, скинуть год-другой… Да здравствует мазохизм, да здравствует страсть к хирургическим вмешательствам — пластике, липосакции, проколам, подтяжкам, пересадкам кожи, имплантации силиконовых баллончиков в надрезы, сделанные вокруг сосков! Да сгинет беспощадное время, сгинет отвисшая задница, изуродованные целлюлитом ноги, сгинут второй подбородок и распухшие щиколотки!