– Как это? – незнакомец придвинулся ближе.
– Ну, например… Цветет в саду магнолия – забыть тебя смогу ли я… Цветет в бреду магнолия…
– В бреду цветет? У меня вообще-то – на Приморском бульваре, там, где волны и чайки… Но каким-то шансоном все отдает. А я тухлый шансон не люблю. Надо же, цветет в бреду… Эх, махнуть бы сейчас в Одессу, девушка, а? Вдвоем?
Катя поднялась – уже окончательно и бесповоротно.
– Удачи вам в стихах.
– Ладно. Принято.
Он тоже встал с банкетки. Высокий мужчина. Кате вспомнился фильм «Люди в черном».
– А зовут меня Марк. Марк Южный.
– Очень приятно.
– Будем знакомы?
– Меня зовут Екатерина. И больше никаких других рифм к слову «магнолия» я подобрать не могу.
– А надобность уже отпала, спасибо, – он улыбнулся.
– Марк, все сидишь? – из кабинета напротив вышел лысый господин в блестящем костюме. – А меня там замучили дурацкими вопросами. Абсолютно дурацкими!
– Все? Едем?
– Да нет, еще к начальнику вневедомственной. – Лысый поморщился. – И все должен я один. А где, спрашивается, Иннокентий? С кем он прохлаждается? Нет, надо матери его срочно звонить!
– Пойдемте, Борис Маврикьевич. Не переживайте, это ж менты. – Марк двинулся вперед в направлении кабинета майора Бурлакова. Оглянулся и подмигнул Кате как старой, свойской знакомой.
Загранпаспорт свой Катя так и не получила – начался обеденный перерыв, ждать дольше нет времени. Катя торопилась на работу, потому что с двух часов в следственном управлении областного Главка начинались допросы и очные ставки по уголовному делу, которым Катя давно и плотно интересовалась.
Дело о махинациях с многократной перепродажей строящихся квартир в Люберцах с десятками пострадавших в афере дольщиков занимало первые строчки в уголовной хронике всех информационных агентств вот уже больше недели. Кате как сотруднице Пресс-центра Главка постоянно звонили с радиостанций и разных изданий, требуя, умоляя, прося подбросить какие-то новые факты о ходе расследования. Потому что в связи с этой аферой разразился такой общественный скандал, каких не случалось давно. Дольщики организовали собственный комитет и постоянно грозили акциями перекрытия то федеральных трасс, то железной дороги, требуя вернуть жилплощадь или немалые деньги – по сути, как выяснило следствие, выброшенные на ветер.
В центре скандала стояла владелица риелторской фирмы Ксения Зайцева – именно ей предъявили обвинение в мошенничестве с продажей квартир. Энергичная дама средних лет не была взята под стражу, а находилась под подпиской о невыезде, потому что подписала обязательство уже в ходе следствия постепенно погашать долги фирмы перед обманутыми дольщиками. Но этого «погашения», денег, хватило на одну пятую часть потерпевших, остальным же явно ничего не светило – банковские счета фирмы оказались пусты.
Конечно же, Ксения Зайцева темнила и ловчила, и деньги у нее имелись, причем немалые, но в ходе следствия этот вопрос пока так выяснить и не сумели. Следователь намеревался провести очные ставки обвиняемой с потерпевшими, возможно, после этого эмоционального прессинга какая-то полезная информация и выплыла бы наружу.
Катя собирала материал по этому делу для будущих публикаций и такого яркого, скандального шоу, как очные ставки, пропустить не могла.
Мещерского она обнаружила внизу, на улице – он, печальный и потерянный, сидел в машине. Сторожил ее.
– Ну что? – спросила Катя. – Угомонился?
– Прости, наговорил чего-то… сам не знаю чего. – Он выскочил и открыл ей дверь. – Садись, куда тебя подвезти?
– На работу.
А куда же еще… Катя угнездилась рядом с ним на пассажирском. Надо же, тот длинный… как его там, Марк? Обозвал милягу Мещерского Винни-Пухом, а сам-то на кого похож… О, таких типов она встречала, они на весь мир смотрят с холодным презрением. На них что-то вроде брони надето – латы и шлем с забралом. И служат они своему хозяину как преторианцы… как римские преторианцы – до определенного времени, пока тот платит, пока тот в силе. А потом первые же своего хозяина и сдают, а порой и приканчивают, если за это им заплатил кто-то более денежный и крутой.
Но надо же – стихи пишет! На банкетке в коридоре, на коленке… Магнолия в бреду… А прочитать не захотел, стесняется… Поди ж ты, у таких еще и чувства не все атрофировались. Стихоплет.
Магнолия… и какая-то еще там другая «магнолия» в Замоскворецком универмаге… тоже полный бред, но, однако, интересно, чертовски интересно, что же все-таки это было… ведь было… Ребята патрульные не лгут, и это не розыгрыш, и старуха правду сказала.
Ой, ладно, все равно теперь ничего не узнаешь. Катя тряхнула головой – прочь, прочь, все это че-пу-ха. Достала пудреницу из сумки. Крохотное зеркало: один нос видно и глаз. А там, в универмаге, зеркала от пола до потолка висели когда-то… Поправила волосы – длинные, отросли. Достала заколку и заколола волосы на затылке – вот так лучше, а то в родной Главк с распущенными, как нимфа, что-то не того… Как это ее Драгоценный порой звал – нимфа Кукуйского ручья? Вот и все у него так – даже комплимент с подвохом! Нет, к черту, надо разводиться!
– Катюша, ты подумай еще, я тебя очень прошу.
Мещерский…
– Ладно, Сережа, обещаю тебе. Ну все, приехали, пока, побежала, – Катя чмокнула его в щеку.
Не женишься на мне, говоришь… женишься, как миленький, только пальцем поманю тебя в загс… Хорошо живет на свете Винни-Пух, оттого поет он эти песни вслух… Мещерский порозовел.
Катя ворвалась в вестибюль Главка как вихрь, не стала даже лифтом пользоваться, влетела на свой четвертый этаж по мраморной лестнице, открыла дверь в кабинет, кинула сумку, схватила диктофон из ящика – маленький «воровской» диктофон. На всякий случай, хотя записывать что-то без разрешения следователя категорически запрещено. Взяла блокнот – фамилии потерпевших записывать – и, стуча каблучками, заспешила вниз – уже на третий этаж в следственное управление.
Ожидала узреть там полный коридор свидетелей и потерпевших по делу, а сидел там, на стуле сиротливо один какой-то паренек в белых джинсах, белой футболке и сам белобрысый, как альбинос.
Катя глянула на часы – а, вот в чем дело, всего-то половина второго, вся процессуальная компания еще внизу, в бюро пропусков, их только после обеденного перерыва пропустят в здание.
А следователь что, тоже на обеде? Она подошла к двери.
– Простите, они там заняты, – паренек поднял голову.
И точно альбинос – даже ресницы светлые. Кожа нежная, наверное, совсем недавно еще бриться начал. И что такие дети делают в строгих стенах областного Главка?
– Вы свидетель, на допрос?
– Нет, я… там тетя моя, я ее сопровождаю. Вот жду.