Кто знает его лучше, чем он сам?
Мать?
Василиса?
А ту старуху… бывшую любовницу маршала, потом нашли мертвой в ее собственной квартире. Ее задушили капроновым чулком…
Как же давно это случилось. А тут, в этих переулках, в этих дворах и тупиках, ничего не меняется. Те же стены, те же дома, тополя.
Лунный свет…
Иннокентий Краузе поднял голову. Луна, как желтый волейбольный мяч, висела в черном треугольнике неба между высокими домами, прямо у него над головой.
И лунный свет… Пряный, пьянящий… казалось, его можно пить через соломинку, как коктейль в баре клуба «Сохо». Он вдохнул полной грудью.
И что-то внутри словно треснуло, открылось, отслаиваясь кусками, прорастая, созревая, как новая кожа. Змеиная кожа – яркая, исполненная причудливыми узорами, которых до поры до времени никто, никто не созерцал.
Иннокентий Краузе сорвал с себя галстук, скомкал его и сунул в карман. Темная громада здания высилась там, впереди. Со стороны безлюдного двора ее пока что закрывали тополя. Но он знал, что этот двор сквозной, помнил это всегда, с самого детства.
Этим летом Катя начала просыпаться очень рано. На работу к девяти, а на часах всего половина шестого. Балконная дверь открыта – со стороны Москвы-реки, Фрунзенской набережной, где стоит ее дом, слабый свежий ветер. Птицы поют там, за рекой, в Нескучном саду. Небо прозрачное, а потом станет мутным, вылиняв от зноя.
Что ж, в принципе к одиночеству не привыкать. Это как корь, как ветрянка, раз переболеешь – и уже иммунитет на всю жизнь. И если уж вставать в такую рань, то можно делать все не спеша.
Катя сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. Длинные, опять отросли. Может, взять и отрезать? Сделать забавную мальчишескую стрижку… Но нет, отчего-то жаль. Он так любил смотреть, когда она вынимала заколку и волосы рассыпались по плечам.
И всего-то две встречи, две ночи…
Не наш… чужой… Явился как вор… как враг…
С той стороны…
Ямка на подбородке, серебряная цепочка, брелок…
Sorry me…
И вся прошлая жизнь сразу… И дом, и муж – Драгоценный и друг детства Мещерский… все как-то сразу на одной стороне, а она на другой.
И Драгоценный, конечно же, прав, что уехал и не возвращается.
А тот, другой… чужой…
Какая же тоска на сердце…
Наверное, не увидимся мы больше никогда.
А вдруг?
И вот теперь сидишь утром в пустой квартире и смотришь на себя со стороны.
И ничего, ничего, ничего про себя не знаешь.
Кто бы объяснил, подсказал?
Катя отложила массажную щетку, запахнула халат и пошла на кухню включать кофеварку.
Ничего, вот сейчас она приедет на работу и сразу же… чтобы мысли в голову больные не лезли, отправится к полковнику Гущину – доброму старому громогласному лысому полковнику Гущину – начальнику управления областного уголовного розыска. И узнает все новости, даже те, что в сводку происшествий не попадают.
А если ничего не случится интересного, то она снова займется делом Ксении Зайцевой о мошенничестве с квартирами. Там у следователя работа кипит каждый день.
Интересно, как там мальчишка Феликс? Его вчера надолго задержали в розыске. Повели его потом к начальнику транспортного отдела. Неужели правда поверили в эти его странные способности? Но он же действительно нашел угнанные машины… Вот и пойми-разберись. Его рыжая тетка Ева вчера с собаками разыскивала его по всем этажам, снова психовала.
Ну, если розыск возьмет малыша в оборот со всеми этими его причудливыми экстрасенсорными способностями, только она его и видела.
Отчего-то в это утро Катя оделась особенно тщательно. Извлекла из недр шкафа новое платье. Опять короткие в моде, и это хорошо, но не мешало бы подзагореть, не на пляже, так хоть в солярии, что ли, надо бы записаться.
И даже можно надеть вот этот браслет. К летнему белому платьишку он очень даже ничего, стильный.
А босоножки на каблуках в это утро Катя оставила дома, выбрала новые легкие кожаные сандалии. При росте больше ста семидесяти пяти это вообще-то в самый раз, но она обожает каблуки – чем выше, тем лучше. И обожает смотреть на себя в зеркала и во все отражающие поверхности. И это, конечно же, с детства… С того дня, когда они с нянькой шли мимо Замоскворецкого мосторга, и катил синий троллейбус, и было еще совсем не страшно. Пока не страшно.
И вот чудо, едва лишь выходишь из дома, спускаешься на лифте, покидая впавшую в летаргию пустую квартиру, и энергия откуда-то берется!
Потому что у нее такая работа – не знаешь, чего ждать, замираешь от любопытства. Вот сейчас… явишься, а тебя ка-а-ак огорошат…
Нет, не банальщина – вроде краж, разбоев и бытовухи на почве пьянства, этого всегда полно, и это совсем не интересно, хотя порой и трагично. Но случаются иногда такие, такие дела… И сразу все уходит куда-то прочь.
И даже от того, что Драгоценный совсем не звонит, – не больно.
И то, что с тем, другим, они уже, наверное, никогда больше не встретятся в этой жизни, – тоже не больно.
– Федор Матвеевич! – Катя энергично окликнула полковника Гущина, приметив его в вестибюле Главка. – Доброе утро! Вы куда это спозаранку?
– А, не успел даже чаю стакан допить, – Гущин что-то осип, – сдернули. Привет, Екатерина, все цветешь?
– Стараюсь, Федор Матвеевич, – Кате и в голову не приходило кокетничать со «стариком» Гущиным. – А что случилось?
– Убийство, что еще может у нас случиться, – Гущин притворно зевнул. – Территория не наша, Москвы. А вот труп, кажется, наш.
– Как это? – Катя сразу заинтересовалась. – А далеко ехать?
– Да нет, тут рядом, в центре. Елистратов вот звонил, просил прибыть, посмотреть.
Елистратов – начальник отдела убийств МУРа, с Гущиным они старые товарищи, однокашники даже. Катя уже совсем сгорала от любопытства. Так просто в начале рабочего дня, когда совещания и оперативки, разносы и нагоняи подчиненным, начальник убойного отдела МУРа не станет звонить начальнику областного розыска, с места срывать. Тут что-то особенное.
– А возьмите меня с собой, – Катя решила брать наглостью.
– А тебе что, нечем заняться?
– Вчера делом Зайцевой заняться хотела… это в отделе экономических в следственном управлении… А там скандал на очной ставке вышел, фигурантки подрались. Пришлось отложить, так что…
– Зайцевой? – переспросил Гущин. – Это та, что с квартирами химичила? Она? Ну-ка садись в машину. И что там вышло на очной ставке, давай рассказывай.