– Пока нет.
– Как считаете, здесь все и произошло, прямо на этой кровати? – Гущин дотошно осматривал покрывало.
– Нет, точно не здесь. Нижнее белье, трусы испачканы… ну это обычно при удушении. А на покрывале и постельных принадлежностях следов экскрементов нет. Все изымем для экспертизы, потом скажем точнее.
Гущин обошел кровать.
– Задушили, притащили, уложили. М-да… а губная помада ее?
Другой эксперт в резиновых перчатках открыл сумку. И ее тоже Катя узнала – фирменная, очень дорогая.
– Водительское удостоверение на имя Ксении Зайцевой, ключи…
– Машина ее где? Обнаружили?
– Пробили по банку данных, у нее нет машины, продала месяц назад.
– Продала, значит, умно, – Гущин хмыкнул. – На ней же ущерб колоссальный висит… висел…Так что с помадой?
– В косметичке помады нет.
– Ищите здесь.
– Почему у нее с лицом это сделано? – спросила Катя. – Такая мерзость… словно клоун жуткий… Убил и еще издевался над ней?
Гущин пристально смотрел на постель.
– Вот он, тюбик, закатился, – эксперт поднялся.
В руках, обтянутых резиновыми перчатками, он осторожно держал тюбик помады – алая, она вся почти была израсходована, стесана.
– Отпечатки есть! Сейчас снимем.
– Где тут зеркало в отделе? – внезапно спросил Гущин.
– В этом отделе никаких зеркал.
– Должно быть обязательно в соседнем, в отделе одежды, – сказала Катя. – В примерочной.
Гущин двинулся туда. Что-то с ним было не так – со «стариком» Гущиным, и Катя видела это – здесь, на месте убийства. Он выезжал на десятки дел за свою долгую службу в розыске, но что-то произошло с ним сейчас, прямо сейчас…
– Федор Матвеевич!
– Ищи примерочные.
– Вот одна, – Катя отодвинула темную шторку.
– Зеркало?
– Ну да, самое обычное зеркало. А что? Что мы ищем?
– Посмотри в другой, той, что рядом.
Катя шагнула, отодвинула еще одну шторку и…
– Ну вот. Вот мы и приплыли, – сказал Гущин за ее спиной.
На зеркале примерочной алой помадой размашисто и коряво… буквы на стекле словно кровоточили.
Я здесь. Я вернулся.
Поверхность зеркала в примерочной обработал эксперт, обычная процедура. Тело осматривали очень долго и тщательно, судмедэксперт вместе со следователем прокуратуры поворачивал его несколько раз, искали малейшие улики, брали на экспертизу все, что можно изъять.
Катя наблюдала за всем этим процессом – а вдруг еще что-то обнаружится? Тайком она включила в сумке свой маленький «воровской» диктофон, запишется все, а то потом не вспомнится в суете.
Вот только жаль, что та фраза Гущина в примерочной осталась вне записи. Тон у него какой-то… стоило, стоило после на досуге у себя в Пресс-центре поточнее вслушаться в его интонацию.
Есть такие дела, где вся соль именно в интонации…
Но что значит это гущинское «приплыли»? Он профессионал до мозга костей, тридцать лет в розыске. Но все равно так не бывает. Приехав сюда в универмаг, он… вот тут на втором этаже он словно уже точно знал или догадался, что надо искать.
Эта мазня помадой на зеркале…
По лестнице подняли носилки с черным пластиковым мешком. Тело обвиняемой по делу о мошенничестве с квартирами Ксении Зайцевой погрузили, закрыли «молнию» траурного мешка-савана и повезли к грузовому лифту – в противоположный конец этажа.
Вот и все.
Все?
И опять Катя увидела майора Бурлакова из вневедомственной охраны. Он явно старался делать вид, что все идет обычным своим путем, как и на всех остальных местах происшествий.
– Здание обыскали?
Полковник Елистратов внизу на первом этаже выслушивал доклад старшего оперативной группы.
– Да, служебный вход, раздевалка для персонала, подвал – сейчас это дополнительный этаж скорее, а не подвал. Вот там вход за отделом часов: приемный пункт химчистки, ларек по продаже батареек и товаров для фотографирования, остальное – складские помещения. Там все заперто, как и положено по инструкции и договору. Служебный вход был открыт, но, по словам уборщицы, это она открывала вместе с их сотрудником Алексеем Хохловым. Он приходит раньше, и это именно он каждый раз звонит на пульт и снимает здание с охраны перед открытием универмага.
– Что еще?
– Есть еще один подвал – это уже внизу под химчисткой, подвальный этаж. Наши сейчас там работают, осматривают.
– Хорошо. Как-то ведь он покинул здание. Ищите все возможные пути отхода.
Щелк! Катя глянула в сумку. Вот черт, место в памяти диктофона закончилось. Тут все в самом разгаре, а у нее такой прокол… Прилюдно кассету не поменяешь, Елистратов тут сейчас царь и бог, хорошо еще ее здесь терпят пока, благо она увязалась за полковником Гущиным, которого Елистратов сам же и вызвал.
Зачем его вызвали сюда? Только лишь потому, что Ксения Зайцева – фигурант по делу, находящемуся в производстве в областном Главке? С формальной точки зрения все этим и объясняется, а если не с формальной…
В отделе часов, облокотившись о стойку, следователь прокуратуры допрашивал на протокол молодую смуглую женщину азиатской внешности, одетую в серый комбинезон. Из кармана комбинезона у нее торчали резиновые перчатки. По виду – явно уборщица.
– Это ведь вы первая обнаружили тело, Гюльнар?
Катя подошла ближе – тут пропустить ничего нельзя, важный свидетель. Но следователь прокуратуры – молодой – так строго глянул на нее, мол, чего тебе здесь надо? Тут допрос. А ты кто вообще такая?
И Катя вынуждена была ретироваться. И сразу же нашла, к кому пристроиться в качестве соглядатая: в парфюмерном отделе сыщики МУРа допрашивали еще одного свидетеля – очень красивую девушку с короткой стрижкой в джинсах и белой футболке.
– Да я только что на работу пришла… что случилось? Столько милиции, и у служебного входа милиция, и в нашей раздевалке… Мне даже переодеться не позволили. Алеша, что тут такое?
Блондин крепкого сложения, широкоплечий. Он появился и как тень, как страж встал за спиной девушки.
– Человека здесь убили, Вероника… Ничего не бойся, просто отвечай на их вопросы спокойно.
Голос у него глуховатый, тревожный.
– Хохлов, – к блондину обратился один из оперативников, – мы и с вами еще не закончили. Подождите вон там. Ваше присутствие тут необязательно.
– Понял, я просто хотел вам помочь. Вероника, все в порядке.