– А тебя зачем туда носило? Одну?
Катя смотрела на Гущина. Вот и у тебя, старина полковник, интонация сейчас… Что значит «одну»?
– Об этом вам никто ничего тут не скажет…
– О чем об этом?
– О том, о чем вы меня спрашиваете…
– Дальше там нет ничего интересного, – Гущин выключил диктофон. Полез в верхний ящик стола и достал папку, а в ней…
– Об этом ты мне сегодня утром говорила?
Катя увидела рапорты патрульных.
– Вы их, значит, все-таки запросили, Федор Матвеевич?
– Запросил. Потребовал. Бурлаков сам привез. – Гущин перелистал. – «Во время контрольного обхода здания по периметру в 3 часа 12 минут мы с напарником и с сотрудниками частного охранного предприятия услышали звуки неизвестного ПОТУСТОРОННЕГО происхождения, доносившиеся изнутри здания. Звуки идентифицировать с чем-то мне известным затрудняюсь. Что-то похожее на вой и одновременно на низкий рев, явно не механического происхождения. Громкость – средняя, однако на улице слышно было отчетливо. Мы все это слышали. Рапорты других прилагаю. Тут же адрес и фамилия свидетельницы, проживающей в доме напротив, которая была разбужена этими же звуками и тоже все слышала сама».
– Я думала, что майор Бурлаков эти рапорты порвет, – сказала Катя.
– Как видишь, не порвал, – Гущин сложил документы в папку. – Знаешь, Екатерина, оно и тогда, в первый мой рабочий день в милиции, мне очень не понравилось – это дело. А сейчас оно совсем мне не нравится. И самое главное – мы-то с тобой пока тут сбоку припека. Дело московское, они всего лишь информируют нас.
– Позвоните Ануфриеву, – сказала Катя. – Может быть, сразу что-то прояснится, если у них в архиве сохранились какие-то документы расследования.
А вот пожелать дражайшему семейству «доброго утра» за завтраком, как того хотела Ольга Аркадьевна Краузе, не получилось.
Алексей Хохлов – послушный, предупредительный – приехал в особняк на Рублевское шоссе в одиннадцать вечера. Нарядная и сверх меры накрашенная Ольга Аркадьевна демонстративно встретила его в саду у ворот.
Иннокентий и Василиса еще не ложились спать. Наблюдали со второго этажа, как торжествующая Ольга Аркадьевна повела молодого любовника в свои апартаменты.
Иннокентий спустился в гостиную, достал из бара бутылку и налил себе. Выпил, налил еще. Потом еще.
– Кеша, – его жена Василиса, последовавшая за ним, положила ему руку на плечо.
Но он отстранился. И налил себе полный стакан шотландского виски.
– Хватит, Кеша, не сходи с ума. Подумаешь… дело житейское… у нее и раньше ведь были, ты сам говорил мне…
Иннокентий Краузе обернулся к жене. Взгляд его был прозрачным и пустым, лицо ничего не выражало.
Внезапно он размахнулся и запустил бутылкой в панорамное стекло холла.
Звон, грохот, осколки…
Из спальни выскочила его мать – уже в одном лишь нижнем белье, в туфлях на высоких каблуках. За ней Алексей Хохлов – в брюках, без рубашки, с обнаженным торсом.
– Что такое? Это ты… ты сделал? – Ольга Аркадьевна указала на обрушившееся стекло в холле. – Спятил совсем, Кешка?!
Это «Кешка» прозвучало как удар хлыста – как в детстве, когда отсылали в угол, без ужина за мальчишескую шалость…
Иннокентий развернулся к матери.
– Не смей, – сказал он.
– Я в своем доме, а вот ты… вот ты со своей женой…
– Не смей здесь при мне вести себя как дешевая шлюха!
– Это ты не смей, вон отсюда! Марш к себе! Наверх! Негодяй, мерзавец… Посмел такое матери сказать… И ты… Василиса, что стоишь с раскрытым ртом, дура… забери отсюда это свое сокровище!
Но Иннокентий Краузе оттолкнул и жену. Подскочил к Алексею Хохлову и коротким точным ударом в челюсть отправил его в нокаут.
– Алешенька!
Услышав этот крик матери, Иннокентий Краузе бросился к двери.
Обернулся на пороге – лицо его кривилось.
– Все вы… все вы такие… все вы одинаковые… теперь-то я знаю вас всех хорошо, не то что тогда… шлюхи, грязные, ничтожные твари…
Он выскочил на улицу. Через секунду взревел мотор его машины.
– Он же совсем пьяный! – всплеснула руками прекрасная Василиса. – Он же разобьется… Ольга Аркадьевна, ну зачем… зачем вы так с нами… с ним… к чему эта пошлая демонстрация? Что вы хотели всем этим доказать?
– Заткнись ты, – Ольга Аркадьевна подбоченилась. – Думаешь, я не знаю, с кем ты время проводишь? Вон отсюда, и чтобы духу твоего больше у меня не было, стерва!
Возвращаясь домой с работы, Катя увидела возле своего дома на Фрунзенской набережной знакомую машину. За рулем хозяйского «Мерседеса» восседал Марк.
– Салют.
– Добрый вечер. – Катя не остановилась, чуть замедлила шаг только, направляясь в подъезд.
– Здравствуй, – он быстро вышел из машины. – Вот, как и договаривались.
– О чем?
– Ужин в дружной компании, я уж и столик заказал. И вообще настроение романтическое, благодушное…
– Ужинать полагается дома с женой.
– А я с Шеиным часто ужинаю. Бифштекс с жареной картошкой, а иногда паровые котлеты, смотря что у него с желудком… Но сегодня что-то надоело, тут магнит попритягательней. Так что, поедем, Катя?
«Расскажет мне о тех прошлых убийствах все, что знает, – решила Катя, – или я буду не я!»
– Хорошо, подождите, я только переоденусь дома.
Открыв дверь ключом, она заметалась по квартире. Хоть это и чисто деловое свидание… фактически допрос свидетеля, но… платье, платье, платье, какое же выбрать? Вот это маленькое черное из льна с открытыми плечами… классика… И туфли к нему… сумочка вечерняя… Так, теперь принять душ… И обойдемся без косметики, только слегка подведем глаза и подкрасим ресницы тушью. А духи… духи пусть будут те же самые, как и тогда днем в универмаге, когда он… он помог мне… спас. И вот это еще… это может пригодиться – Катя достала из ящика комода и сунула в вечернюю сумочку некий увесистый предмет.
Чувствуя себя собранной и решительной, она спустилась на лифте во всеоружии.
– Классно, – Марк улыбнулся. – Прошу, пани Катарина.
Сквозь пробки и летний смог, сквозь жаркую душную дымку – по проспекту, навстречу закату с синеющей на горизонте грозовой тучей.
– Гроза идет, – сказал Марк.
– Да, гроза.
И гроза пришла, обрушилась на город, едва лишь они уселись за столик, освещенный свечой на летней веранде ресторана в Нескучном саду. Катя отметила, что Марк выбрал очень известный ресторан. И обстановка вокруг – соответствующая. Только вот гроза, ливень. На крышу обрушился целый водопад, сразу посвежело. Пламя свечи заплясало, отбрасывая тени, и официант накрыл свечу прозрачным колпаком.