– Не слишком большую, булавки острые… Глубина проникновения невелика.
– Когда наступила смерть? – спросил Елистратов.
– Не менее четырнадцати часов назад, судя по состоянию тела.
– То есть Гюльнар Садыкова была убита еще до закрытия универмага?
– Или сразу же после закрытия, – сказал Гущин. – Ну-ка давай сюда того типа, который здание на охрану сдает, – Хохлова или как там его.
Кате, конечно, следовало бы поприсутствовать и на этом допросе торгового менеджера Алексея Хохлова. Но она не могла, она чувствовала липкий, давящий страх. Эти стены, этот потолок… Только не здесь, не сейчас, не перед лицом этой несчастной, где места живого не осталось, одни лишь серебристые жала, вонзенные в плоть.
Гущин тоже не стал ждать допроса менеджера Хохлова.
– Мне надо срочно уехать, – объявил он Кате, коротко переговорив о чем-то с Елистратовым. – И тебе тут нечего больше делать, у них тут работы снова на целый день. Возвращайся-ка ты в Главк… Вечером, когда они здесь все закончат, поедем в МУР… Может, и я какие новости добуду. Слушай, а это ты к чему заметила, что, мол, не все сходится с теми убийствами, отдел сейчас на другом этаже.
– Не знаю, но если это имитатор тут у нас… вы же эту версию не исключаете, Федор Матвеевич, правда? То он старается подражать буквально… ему важно название отдела «Тысяча мелочей», а не место… Иначе бы он… ну, этот имитатор, убил бы уборщицу на четвертом этаже, а не здесь, – Катя говорила сбивчиво.
– На четвертом нечего убирать, Гюльнар Садыкова туда никогда со своей шваброй не поднималась. А тело перетаскивать тяжело, – Гущин глянул на часы. – Ладно, я к сумасшедшим поехал, может, они что отыщут в своих сумасшедших архивах.
– Куда-куда?
– К Ануфриеву на Лубянку.
Катя в Главк не вернулась. Сидела под полосатым тентом в летнем кафе, смотрела на город, плавящийся от жары. Благо наступил уже обеденный перерыв.
Официантка принесла апельсиновый сок. А потом бутылку минеральной. Крохотные пузырьки газа лопались за холодным, покрытым испариной стеклом стакана.
Как убийца попал в универмаг?
Снова зашел перед самым закрытием, как простой покупатель?
А если убийство совершено уже после закрытия? Ведь только уборщица одна из всего персонала вместе с Хохловым приходила первой и уходила последней.
Как убийца вышел наружу?
Как он выходил тогда – в июле восьмидесятого и сейчас?
И потом еще… что-то чрезвычайно существенное… да, это же именно Гюльнар Садыкова сказала тогда, что видела машину Иннокентия Краузе ночью возле универмага. Она была важной свидетельницей, а теперь вот убита.
Если бы это дело находилось в производстве областного Главка, так просто можно было бы узнать все детали расследования. А тут МУР… они все там такие крутые, с таким самомнением гипертрофированным… Достаточно на оперов с Петровки глянуть: мы и без вас все знаем, у нас свой «фирменный» метод расследования, знаменитый «муровский» подход…
А в результате…
Странно, никто из сыщиков и экспертов ни разу не упоминал дело восьмидесятого года. Что же, они не знают о нем? Елистратов не говорил своим подчиненным? Или же, раз нет дела, нет и сравнений? Все как-то на уровне мифа… да-да, мифа…
Замоскворецкий универмаг порождает темные мифы…
Они… те, кто там работает, боятся находиться в здании после темноты.
Катя вернулась на работу в четыре часа, включила в кабинете кондиционер, открыла ноутбук и даже наскоро слепила статейку для «Вестника Подмосковья» – профилактические советы о том, как обезопасить себя в местах массового летнего отдыха.
А что, если Гущин забыл про нее и не возьмет с собой в МУР?
Но Гущин оказался человеком слова.
– Екатерина, готова? Спускайся.
– Федор Матвеевич, есть новости от Ануфриева? – воскликнула Катя в трубку.
– Сама все скоро узнаешь. Ты у меня по этому чертову делу вроде как доверенное лицо, только не болтай лишнего. И если напишешь об этом деле хоть чертову строчку в этих своих чертовых газетах, я за себя не ручаюсь.
– Ни, ни, ни, я понимаю, я ничего об этом деле не напишу, обещаю вам. Только бы вам и Елистратову… нам всем бы его раскрыть!
«А что все-таки говорят на этот раз свидетели? Персонал?» – этот вопрос так и вертелся у Кати на языке, когда она проходила через КПП Петровки, 38. Еще одна цитадель в центре Москвы, огороженная глухой стеной, сколько же их таких понастроено. Но задать свой вопрос полковнику Елистратову она не успела. Потому что низенький и полный начальник отдела убийств МУРа во всем блеске явил тот знаменитый напористый… нет, нахрапистый стиль оперативной работы, которым так кичится столичный уголовный розыск. Тысяча дел – в одно время, все версии, все доказательства отрабатываются одновременно и параллельно, у каждого сотрудника – свой участок работы, за который он отвечает – плохо ли, хорошо, одному шефу известно, из каждого кабинета доносится гул голосов, кого-то допрашивают, хлопают двери, звонят беспрестанно мобильные телефоны, кто-то входит на доклад, кому-то устраивают разнос, чья-то бедная буйная голова, срубленная в горячке, катится, катится по коридору…
Ну, по поводу срубленной головы это, конечно, перебор, метафора. Но Кате, оглушенной, даже слегка растерявшейся от всего этого криминально-оперативного действа, и правда так показалось.
Итак, что же на этот раз показывают свидетели?
– Хохлов у нас, бьемся с ним уже третий час – вон в двухсотом кабинете с двумя моими, и следователь там из прокуратуры, – Елистратов вел их по коридору МУРа, распахнул дверь в кабинет – там два дюжих оперативника, взмокший от пота следователь в голубом шерстяном кителе, два мощных вентилятора на столах, а на стуле – менеджер универмага Алексей Хохлов, и выражение лица у него такое, словно он очень, очень, очень не хочет находиться в этой компании.
– Ну что?
– Работаем пока.
Елистратов закрыл дверь.
– Вот так, слыхали? Твердит одно и то же – я ее, то есть уборщицу Гюльнар Садыкову, не видел. Думал, когда заглянул в раздевалку, что она уже закончила уборку и ушла домой. Это при том, что они практически в одно время всегда, по показанию других сотрудников, приходили утром и уходили вечером. Он ее не видел! Она, мол, где-то убиралась, в отделах, а он находился у себя и потом, как обычно, сдал здание на пульт.
– А кто вообще последний раз видел уборщицу из персонала? – спросил Гущин. Еще в машине Катя заметила в его руках кейс. С ним он не расставался и сейчас.
– Продавщица Слонова, по ее показаниям, где-то в начале восьмого. Уборщица пришла на ее этаж, а затем ушла.
– На третий, в отдел «Тысяча мелочей»? – спросила Катя.
Елистратов смерил ее взглядом.