Туман в бедной Колиной голове начал потихоньку рассеиваться.
— Даша, — спросил он, — а это.., это самое.., сколько это стоит?
— Что стоит? Это? Совсем недорого. Сумка, сапоги, они… У нас сколько было отложено? Двести баксов? Потом мне еще родители стольник дали… — Но мы хотели на машину. Я замок на руль хотел поставить.
— Да ну, какой замок! — Даша беспечно отмахнулась. — Это ведь все со скидкой, понимаешь? Четыре пятьсот сапоги и три сумка. Там грандиозная распродажа… К Восьмому марта так все и метут, так и метут!
— Семь тысяч рублей? — ахнул Коля.
— Не семь, а… Но это же все со скидкой! — Даша улыбалась так, словно он был умственно отсталый и не осознавал всей выгоды сделки. — А у тебя, зайка, когда зарплата?
— В конце месяца.
— Ну вот. Я же не все истратила. Деньги остались.
— А как же замок для машины? Противоугонный?
— Ты меня любишь? — Даша подбежала к нему в новых сапогах, с сумкой, обвила его руками, повисла, поцеловала. — Колька, отвечай мне сейчас же: ты меня любишь?
И как-то само собой все — ужин, пельмени, мяукающий кот Светик, воровски все же справивший нужду прямо на коврик у входной двери, растаявшие как дым накопления — все отошло на второй план. Голова Коли закружилась.
Супруги Васины рухнули на диван.
Коля был переполнен неземным блаженством. Он чувствовал дыхание жены на плече. Она сбросила свитер и трусики, а новых сапог так и не сняла. И Коля чувствовал, замирая, как их «молнии», словно остренькие коготки, царапают его кожу. Жена словно пришпоривала его. Какой кайф!
Ужинали поздно. Пельмени давно расползлись в остывшем бульоне, но Коля Васин поглощал их с жадностью. Кот Светик кормился тут же на кухне, у батареи, умильно провожая синими сиамскими очами каждую пельмешку, отправленную Колей в рот.
— А я сегодня с сумками, с коробками пешком топала, представляешь, — продолжала Даша. — Лифт опять вечером вырубился.
— Странно, а сейчас работает, — сказал Коля. — Я на лифте ехал. Монтеры, наверное, были, починили.
— В тот вечер, между прочим, тоже лифт не работал, — сказала Даша. — Ну в пятницу-то! Помнишь? Мы от моих еще в десять когда приехали.
— Да, — сказал Коля. — Точно. Помню.
— А утром, когда этот ужас начался, когда всех на ноги подняли, лифт уже работал как миленький. — Даша смотрела на кота. — Я заметила — гудел, двери лязгали, ну, когда эти из милиции на нем туда-сюда разъезжали.
— Наверное, с утра монтеров срочно вызвали, — неуверенно предположил Коля, не понимая, к чему клонит жена. — Да, жуткая история, неприятная с этим покойником.
— Еще бы! А ты думаешь, чего я после института в Манеж-то поперлась? — спросила Даша. — Я время побыстрее убить хотела, пока ты на работе. Неприятно как-то одной тут торчать в квартире без тебя. Не то чтобы страшно, а.., так, неприятно, и все. Я даже думала: может, к моим пока переедем? А потом решила — нет, мамка нас там совсем заучит, запилит. Может, другую квартиру поищем?
— Я тоже об этом подумал. Еще тогда, в субботу, но… Дашуль, мы сейчас с этими твоими приобретениями на мели.
— А еще знаешь что? — сказала Даша задумчиво. — Монтеры не приходят по субботам. Они вообще не работают в выходные. Кажется… И сегодня вечером их не было. Я бы услышала, они всегда так молотками стучат по железу, когда чинят… А ты помнишь, к нам молоденький такой милиционерик приходил тогда, в субботу? — Ну? — Коля снова ощутил тревогу. Она сказала: молодой. Значит, она обратила внимание, заметила!
— Он карточку показывал этого убитого, которого в квартире под нами нашли. Спрашивал о нем.
— Ну? — Коля нахмурился.
— А я его пару раз встречала в лифте, — сказала Даша. — Я даже, кажется, знаю, к кому он приезжал. Я вместе с ним ехала однажды.
Коля отодвинул пустую тарелку.
— Как ты считаешь, надо об этом кому-то сказать? — спросила Даша.
— По-моему, лучше не стоит.
— И я так думаю. А то прицепятся еще, начнут в милицию вызывать. Нам это не нужно, правда?
Коля нежно посмотрел на жену: нет, какая же она все-таки.., умница. Ему точно крупно повезло, что он женился именно на ней, а не на этой длинной Анфиске. Как же все-таки ошибался взводный Валерка Царев, утверждая, что все зло в этом мире — от них.
От баб!
В УВД округа Никите Колосову пришлось общаться исключительно с женщинами. В инспекций по делам несовершеннолетних с прелестной блондинкой, а в следственном отделе со знойной брюнеткой, из тех, что именуются «мечтой поэта». Блондинке было сорок, брюнетке около сорока, и обе они были еще из той старой милицейской гвардии, что и в огне не горит, и в воде не тонет. Обе дамы дослужились до чина майора, были весьма решительными, энергичными и громогласными особами и довольно быстро, хотя поначалу и с заметной неохотой (а вдруг это все-таки замаскированная проверка из министерства?), предоставили Колосову все интересующие его материалы.
Дел оказалось действительно два: собственно дело уголовное по факту причинения тяжкого вреда здоровью некоему гражданину Багдасарову и проверочный материал по факту мелкого хулиганства, совершенного несовершеннолетними Мальцевым, Петровым, Кайсуровым, Селезневым, Приходько и Стрельниковым.
Кинув беглый взгляд на все эти бумаги, Никита с тоской понял, что без пол-литра или звонка Свидерко тут не разберешься. Но пить с утра как-то не тянуло, просить помощи у Свидерко не хотелось, а выглядеть круглым дураком перед женщинами-коллегами не позволяла гордость сыщика.
И Колосов решил разобраться во всем сам. Начал он с пухлого, как Проект бюджета, материала о «мелком хулиганстве». Справок, объяснений, рапортов прелестной блондинкой из инспекции по делам несовершеннолетних было собрано великое множество. Колосов прочел все, до последней запятой, покурил, переварил и потом начертил для себя краткую схему того, что же все-таки произошло 28 декабря во дворе дома на Ленинградском проспекте. Наконец-то ему стала известна точная дата происшествия, о котором жильцы дома вспоминали так смутно и неопределенно.
А дело было так. 28 декабря примерно в шесть вечера во дворе дома тусовалась компания мальчишек, среди которых, как было установлено следствием, были некие Петров и Мальцев в возрасте восьми лет и ребята постарше: Селезнев — 11 и Кайсуров Марат — 12 лет. Все ребята проживали в соседних домах, а в первом корпусе дома по Ленинградскому проспекту проживал вместе с матерью только восьмилетний Егор Мальцев.
Со слов мальчишек, поначалу они просто «сидели на лавках у „ракушек“, курили (!) и слушали плейер Селезнева». А затем этот самый одиннадцатилетний Селезнев предложил «скинуться и купить пива на всех». Мальчишки охотно скинулись, и денег набралось у них на две бутылки. За «Клинским» на этот раз послали самого «длинного» — Селезнева. Угостились, снова покурили, послушали плейер — «Рамштайн». И все было просто отлично, как вдруг…