– Подожди, тихо, – внезапно оборвала ее Катя. – Слышишь?
Гул мотора. Плеск волны…
– Кто-то причалил к берегу – там, впереди. По-моему, на катере. – Катя вглядывалась в темноту.
Они с Анфисой прибавили шаг – из чистого любопытства. Зяблинский холм был почти рядом. В ночи сияли огни в окнах домов, Юбилейный был тоже совсем близко. Отлогий песчаный пляж, по которому так удобно было идти, внезапно кончился и сменился какими-то рытвинами, ямами, заполненными мусором. Катя вспомнила, что когда они проезжали по дороге мимо этого самого Зяблинского холма, то видели что-то вроде городской свалки в какой-то чахлой рощице.
– Все, природа кончилась, началась помойка, – хмыкнула Анфиса. – И тут все уже успели загадить. Нет, ты только подумай…
Она осеклась. В лунном свете у самого берега был отчетливо виден небольшой белый катер. А возле него трое – взрослый и двое подростков.
Катя и Анфиса замерли. Троица скрылась в кустах. Взрослый увел подростков с собой – куда-то в темноту, к самому подножию холма.
Взрослый и с ним двое подростков… Подростки и взрослый – ночью, приплывшие тайком в это безлюдное заброшенное место… Ночью – на катере… Кате показалось, что… она узнала катер. Можно, конечно, ошибиться, перепутать в темноте с испугу, но…
– Анфиса, дай мне фонарик.
Лучик скользнул по воде, уперся в борт, выкрашенный белой краской… Нет, как же она могла узнать этот катер – она же не видела его там, на вокзальном перроне, когда его выгружали из товарного вагона. Он был запакован в ящик, и она… она не видела, какой он – белый ли, черный ли… Но она видела двоих мальчишек, которые чрезвычайно интересовались этим плавсредством.
И вот ночью сюда, на свалку, какой-то катер (тот или, может, другой) привез троих – взрослого и подростков. И это в то самое время, когда здесь в городе ищут маньяка-педофила, убившего Мишу Уткина и приславшего Даше Борщаковой рисунок – угрозу, послание-метафору о том, что и она тоже скоро…
– Осторожно, давай за ними, – скомандовала шепотом Катя.
– Чегой-то они, а? Ты видела – мужик какой-то и мальчишки с ним. Он их куда-то повел, а сам по сторонам оглядывается, – Анфиса не на шутку встревожилась. – Ой, мамочка… А вдруг это… Катя, вдруг это ОН?
– Тихо, а то он нас заметит!
Они пробирались сквозь кусты. Фонарик пришлось погасить.
– Вон они, я их вижу! Ой, Кать, у него, кажется, бейсболка на голове, – Анфиса всегда отличалась зоркостью. Однако зоркость на этот раз не прибавила ей ни куража, ни храбрости. – Он их к горе ведет. Смотри, смотри, у него какие-то веревки в руках. И у мальчишек тоже. Что он собирается с ними делать?! И почему они так спокойно, так послушно за ним идут?
Катя, стараясь не споткнуться, не выдать своего присутствия, вытащила на ходу мобильный. Хорошо, что Шапкин дал ей свой телефон. Он там в баре прохлаждается, а может, они уже и в номере обосновались, а тут такие дела… такие дела!
– Алло!
– Роман Васильевич, это я, – прошелестела Катя в телефон.
– Голубка, ты? – Тон Шапкина был коньячен, хрипловат и смущен, словно Катя и вправду застукала его в самый неподходящий момент.
– Бросайте все, немедленно приезжайте… ой, я не знаю, как это место у вас точно называется… ну, где холм этот ваш Зяблинский. Здесь на свалке взрослый, а с ним двое мальчиков. Он привез их с собой на катере. У него какие-то веревки. Я не знаю, но, возможно, он похож на человека, которого вы ищете! Мы с Анфисой здесь, мы идем за ними, мы, конечно, попытаемся ему помешать – если что, но мы…
– Без паники, голубка!
За эту «голубку» Катя готова была придушить его. Да вообще понял ли он, что она ему сказала?! Или, кроме Идки, он совсем уже ничего не воспринимает?
Впереди затрещали кусты. Катя и Анфиса ринулись вперед. Хоть ночь была и лунной, передвигаться вот так без фонаря по свалке, рискуя куда-нибудь загреметь или напороться на какие-то железяки, было трудно. Анфиса обо что-то ушибла ногу.
– Вон они, – шепнула Катя, – вроде остановились. Там что-то похожее на поляну.
Поляна – точнее небольшой пятачок свободного от зарослей пространства – лепилась к самому склону холма.
– А если он сейчас на ребят набросится и… станет, например, душить? – шепнула Анфиса. – Здоровый какой, нам и вдвоем с таким не справиться. Бить его по башке, что ли, нам – я вот железку по пути нашла, только маленькая, надо потяжелей… Слушай, давай я сейчас крикну: «Пацаны, бегите, атас!»
– Тихо!
Со стороны поляны – голоса. Взрослый что-то говорил, мальчишки возражали. Силуэты их двигались на фоне кустов, но рассмотреть все детально при одном лишь свете луны было невозможно. А ситуация могла измениться в любую минуту. Здесь подростки были в полной ЕГО власти, и, кажется, он это понимал, оттого и не очень торопился, не спешил.
Катя стиснула в руке фонарик. Вот и все их с Анфисой оружие. А ОН… ОН может быть вооружен. У него, возможно, припасен нож или пистолет. Впрочем, такие монстры порой и голыми руками могут натворить беды. Педофилы… они же нелюди, они как звери… И как со зверями с ними и следует поступать. Спросите вон любого обывателя на улице, и он ответит, что с такими извергами надо поступать как с…
Силуэт взрослого в лунном свете внезапно вырос, заслонил собой спутников. Что-то промелькнуло – белое, извивающееся как змея.
Катя шагнула из своего укрытия. Свет ее жалкого фонарика скользнул по земле, по кустам, корявым стволам, мусору, палой листве, уперся в чьи-то кроссовки и…
Она увидела Симона – того самого, который так любезно подвез ее. Он был в расстегнутой куртке, в бейсболке, повернутой козырьком на затылок. В руках его была крепкая веревка, и конец ее был обвязан вокруг пояса щупленького белобрысого мальчишки, переминавшегося с ноги на ногу. Второй подросток – повыше, покрепче – стоял рядом и, казалось, тупо наблюдал за тем, что делают с его приятелем.
– Вы зачем здесь? – резко спросила Катя, направляя свет фонаря прямо в лицо Симону.
Странно, едва заметив катер, который там, на станции, ей не удалось увидеть, она сразу подумала, что это ОН. Видимо, ЭТО уже было в ней – с того самого первого раза, с той поездки по городу с ветерком, с того разговора в машине вроде бы ни о чем, оставившего в ее душе какой-то мутный осадок. ЭТО уже сидело в ней как заноза – подозрение, хотя тогда еще для подозрения не имелось никаких поводов и оснований. Были только радуга, военные, милицейские машины, были только мальчишки – там, на перроне возле товарного вагона, которых он вроде бы и не замечал рядом с собой – так, невзначай перекидывался с ними словами, приглашал «опробовать вместе катер», приглашал, зазывал, старался их заинтересовать. И вот ему это удалось. У него все получилось. Эти ребята – те самые, кажется, один из них, вот этот щупленький, которого он уже успел связать, лишить возможности побега, заикается, когда говорит…