— Полтора года.
— Призы будете брать.
— Надеемся, — на лице Шипова-младшего появилось что-то вроде бледной улыбки.
— Егор, ты не поверишь, мы оказались свидетелями убийства! — с жаром возвестил секретарь Зверевой. — Пойдем, проводим гостей в дом. Я тебе по дороге все расскажу.
Марина Ивановна у себя?
— Да. У нее голова болит. Таблетки горстями глотает.
— Поди скажи, что все в порядке, они приехали. Нет, подожди, лучше я сам. Андрей?
— В душе, кажется. Я его позову. Потом.
— А остальные?
— Кто где, — Шипов неопределенно пожал плечами.
— Ну хорошо. Надо немедленно насчет ужина что-то сообразить.
— Тетя Шура телевизор смотрит. Я сейчас ей скажу. , — Будь добр. Проходите, проходите, Вадим, Сергей, не стесняйтесь. Вещи я отнесу наверх. Куртки можете оставить в холле. Вот так.
— Мы бы хотели сегодня же переговорить с Мариной Ивановной, — сказал Мещерский. — Вы понимаете, мы приехали специально для того, чтобы…
— Я сейчас все узнаю, — быстро перебил его Файруз. — Когда у нее недомогание, она обычно не… Ну, женщины не любят выглядеть не в форме. Сейчас все решим.
Мещерский так вымотался за этот длинный день, что ему даже не хотелось разглядывать дачу мировой знаменитости — к черту, если Зверева их сегодня не примет, тем лучше. И вообще вся эта история с бабкиными «предчувствиями», дурацкими снами, их с Кравченко приездом — неизвестно зачем в совершенно незнакомое место к совершенно чужим людям — показалась ему глупейшей авантюрой. «Вадька насчет оплаты пока ни слова не спросил, и я тоже. Но если она нас каким-то образом нанимает, то ведь надо как-то.., черт, неудобно! Пусть это он спрашивает».
А о трупе на обочине шоссе он вспоминал все с той же брезгливостью, к которой теперь еще примешивалось и раздражение: столько времени потеряно. И ради чего?
Какое к ним это имеет отношение?
Из глубины дома донеслись звуки рояля. Кто-то наигрывал мелодию из «Шехеразады» Римского-Корсакова — подбирал по слуху и ошибался. Мещерский вздохнул: что ж, к музыке в этом доме, видимо, придется привыкать.
Комната, куда привел их Файруз, располагалась на втором этаже в конце длинного коридора, застеленного синей бельгийской дорожкой.
— Уютно, евродизайн, — Кравченко отодвинул зеленую штору и выглянул в темное окно. — Ну и что будем делать дальше?
Однако «дальше» делать ничего не пришлось. Агахан сообщил, что Марина Ивановна чрезвычайно рада их приезду, но просит ее извинить — приняла таблетку и уже в постели.
От предложенного ужина приятели скрепя сердце вежливенько отказались: час ночи, пора хозяевам и покой дать. Лицо Кравченко при этом выражало неподдельное Страдание, но держался он просто героически.
— Если хотите, я могу вас завтра разбудить, — предложил Агахан. — Завтракаем мы в девять.
— Не беспокойтесь, мы сами, — Кравченко улыбался. — Кто рано встает, тот…
— Долго живет, — донеслось с порога. Они обернулись и увидели молодого человека в синем махровом купальном халате: невысокого, хрупкого, чем-то смахивающего на Киану Ривза из «Маленького Будды» и одновременно на Георгия Шипова. — Здравствуйте, с приездом. Вы — Сергей, — он крепко пожал руку Мещерскому. — Видите, я угадал. А вы Вадим. Очень приятно. Андрей. — И он подал Кравченко влажную после купания ладонь.
И голос его, хотя и несколько высокий, но вполне мужской, — и это дружеское рукопожатие произвели на приятелей весьма благоприятное впечатление. Мещерский, например, вообще готовился узреть в лице Андрея Шилова нечто уж совсем женоподобное — трансвестита какого-нибудь. Но все оказалось вполне в рамках приличия.
— Ты, Агахан, лучше потрудись меня разбудить пораньше, а ребятам дай поспать с дороги, — усмехнулся Шипов. — Сергей, Марина Ивановна просила меня узнать, как здоровье Елены Александровны?
— Передайте — все в порядке, для ее возраста, конечно.
Певец кивнул и, пожелав напоследок гостям спокойной ночи, вместе с Файрузом покинул комнату. Последнее, что Мещерский видел перед тем, как погрузиться в сон, был Кравченко, с независимым видом направлявшийся в ванную смывать с себя пыль этого чересчур уж затянувшегося дня. Дня, с которого, как они впоследствии убедились, и начались все загадочные и трагические события.
Проснулся Мещерский от того, что у него затекла спина: мягкий матрац, да и жарко в комнате. Сквозь незашторенное окно солнце било прямо в глаза. Он приподнялся: так и есть, на часах половина восьмого, а Кравченко уже и след простыл. Вон на кресле его скомканный спортивный свитер — значит, его владелец после традиционной утренней пробежки полощется в душе.
Мещерский потянулся, захотелось снова зарыться в эти теплые подушки, накрыться одеялом. Мысль мелькнула приятная: "Господи, благодать-то какая. Мы на даче.
Настоящей. Тихо тут!"
И вдруг где-то внизу в недрах дома что-то с грохотом упало, и тут же басисто залаяла собака. Через секунду кое-как одевшийся Мещерский, пулей выскочивший из кровати, уже бежал вниз по лестнице. Бежал, но ступенек не видел, а видел то, что предстало перед ним ночью на обочине шоссе. И словно током ожгло: этого только не хватало!
Собака остервенело лаяла. Мещерский вихрем пронесся через просторные, светлые, пустые комнаты. Распахнул дверь гостиной, той самой, с краснокирпичным голландским камином, где они вчера беседовали с секретарем, и первое, что там увидел, — телевизор: огромный, из тех, которые называют «кинотеатр на дому». Телевизор работал, но без звука. На бирюзовом экране девица в рыжем парике, точно рыбка в аквариуме, разевала свой жемчужно-зубастый рот — болтала, болтала. Затем ее лик сменился рекламируемой женской прокладкой. Демонстрировалось, как она безупречно впитывает жидкость подозрительно прозрачного цвета.
На ковре перед телевизором валялись осколки хрустальной вазы. А перед ними, точно крепостная башня в чистом поле, возвышалась женщина — жгучая брюнетка лет этак сорока с внушительным довеском, необъятная, закутанная в шелковый халат фантастического размера. Ее смуглое, еще не тронутое косметикой лицо кривилось точно от зубной боли. Она потрясала зажатым в пухлой руке пультом, яростно нажала кнопку и…
— «Олвэйз плюс» всегда выручит вас в ваши критические дни, — жизнерадостно заверили с экрана.
Брюнетка в халате погрозила телевизору кулаком, а потом с размаху швырнула пульт в угол. К счастью, Мещерский с детства славился отличной реакцией (всегда на воротах стоял). Если бы не его бросок, «кинотеатр на дому» пришлось бы включать вручную. А так пульт удалось поймать.
— Эти потаскухи сведут меня с ума! — Женщина схватилась за левую грудь, напоминавшую арбуз среднего размера. — Это просто Освенцим чистейшей воды!