— Здравствуйте, Елизавета Максимовна, — бравым капитанским баритоном приветствовал ее священник. Чибисов кивнул ему, обнял Лису за плечи и развернул к своей машине. Отец Феоктист провожал их долгим взглядом со своего пастырского крыльца.
— Ты не знаешь, он что, на рыбалке вчера, что ли, был? — спросила Лиса Чибисова, когда они вышли за ограду.
— Он? Не знаю, мы об этом не говорили. А что?
— Так, ничего, — Лиса кивнула на болтавшийся на веревке дождевик. — Тоже мне капитан Крюк нашелся…
Кто-то швырнул камешек в открытое окно — Катя услышала это сквозь смутные обрывки сна. В саду в листве яблонь шумел ветер.
— Не выдержал, приехал, дурачок, — подумала Катя с облегчением. Захотелось открыть глаза и начать этот новый день с чистого листа.
— Здравствуй.
Катя вздрогнула и быстро села на постели, натянув простыню до горла. В Славянолужье приехал не «драгоценный В.А.». Снаружи на подоконник облокотился Никита Колосов. На фойе зеленовато-серого сумрака едва забрезжившего утра его фигура в обрамлении белой оконной рамы выглядела как портрет неизвестного.
— Ты правда здесь или ты мне снишься? — шепотом спросила Катя.
— Как тебе больше нравится? — Никита ответил тоже шепотом. Голос его был осипшим то ли от схваченной простуды, то ли от выпитой накануне водки.
— Который час?
— Четыре. — Он легко подтянулся, вскинул свое тело на подоконник, уселся боком, собираясь, очевидно, со всей серьезностью перебраться из сада в дом, как вдруг…
— Люди добрые, помогите! Кто-нибудь… Соседи! — заполошный крик Веры Тихоновны распорол тишину. — Катя, проснитесь! Ради бога… Там, во дворе, кто-то ходит, кто-то чужой!
Дверь на утлую Катину терраску с треском распахнулась, и Вера Тихоновна — всклокоченная и бледная, как полотно, в ситцевой ночной рубашке и с увесистым березовым поленом в руках — застыла на пороге, созерцая проникавшего через окно в дом начальника отдела убийств.
— Помогите, убивают! Матерь божья, заступница! Колосов птицей слетел с подоконника в сад. Катя, не успев окончательно проснуться, захлебнулась восклицаниями, успокаивая помертвевшую от страха учительницу. Самым нелепым объяснением, конечно же, было: не бойтесь, это не вор и не маньяк, это сотрудник правоохранительных органов.
Колосов, сконфуженный и почти наповал убитый, красный, нет просто багровый от стыда, смирненько обошел дом Брусникиной и чинно, как и подобает человеку нормальному, постучался в запертую дверь. Катя спрыгнула с постели, накинула на плечи халат и босиком помчалась через всё комнаты открывать. Брусникина на кухне отмеривала себе в чашку валокордин. Когда Катя ввела за собой Колосова, лицо Брусникиной выразило все, что угодно, кроме радости и привета.
— Я проснулась в уборную, слышу вдруг — кто-то ходит под окнами. Тень мелькает, — бормотала она — Думала, за яблоками кто-то зелеными… А потом вижу — шасть через забор кто-то, как лось перемахнул. Господи, такой страх… Мы-то одни дома, окна настежь и собаки нет…
Еле-еле Катя привела ее в чувство. Брусникина, шаркая шлепанцами, удалилась к себе.
— Ты что вытворяешь? — шепотом накинулась Катя на Колосова, когда они остались одни на терраске за плотно прикрытой дверью.. — Ты хоть чуть-чуть головой иногда соображаешь? Вообще, как ты меня тут нашел?
— Нашел, сумел. Вот черт, и дернуло меня…
— Ты откуда взялся? — Катя удивлялась все больше. — Я думала, ты только на той неделе появишься тут. Ты что же, прямо из этого Переяславля, что ли, сюда?
— Прямо. Всю ночь ехал, — Колосов привалился к притолоке. — Мчался кометой. Вот дурак-то… Чуть поленом в лоб не получил от этой ведьмы.
— Поделом… Ты сам виноват… А как же те твои сверхсрочные дела? Задержание?
—Уже.
— Что уже?
— Работа сделана.
— Вы его взяли? — спросила Катя. — Ну этого… фамилию не помню…
— Да, вчера вечером. К девчонке он своей приехал. На свидание…
— Со стрельбой брали?
— У него граната была, у придурка, — Колосов слабо улыбнулся. — Чеку вот потом пришлось в нее заново вставлять… Он бросить не успел. Ну, а ты тут как? — Он оглядел терраску, разбросанные Катины вещи, разобранную постель.
— Нормально, — ответила Катя. Поправила сбившуюся простыню. — Я тебе вчера вечером звонила, но связаться так и не смогла. У меня новости. Удалось допросить Чибисову.
— Я знаю, — Колосов кивнул. — Я Трубникову вчера с дороги звонил.
— Это он сказал, чтобы ты так срочно ехал сюда?
— Нет, это моя личная инициатива. Думал, рада будешь, Хотел… сюрприз.
— Боже мой, — Катя покачала головой, — умом просто с вами со всеми тронешься. Сильно устал, да? — Она встала. — Вот что; давай-ка раздевайся и ложись. Немного поспишь, потом поговорим. Раздевайся без разговоров.
— А я и не возражаю, — Никита все смотрел на полусонную, но страшно решительную и немного смущенную Катю. — Может, я даже о таком случае мечтал… Слушай, ты лучше выйди пока, а?
Катя вылетела за дверь, схватив кофту. Села в саду под яблоней на жесткую скамейку-завалинку. И сразу продрогла от утренней прохлады. Краем глаза увидела, что Никита, выживший ее с терраски, подошел к окну — они теперь поменялись местами.
У Кати на языке уже трепетала целая сотня убийственно-насмешливых ответов на тот самый вопрос, который он вот-вот — это и слепому было видно — собирается озвучить. Но все блестящие, отточенные реплики пропали даром. Колосов разделся, лег й уснул. Упал, как Колода, на ее постель, зарывшись своим обветренным лицом в мяконысую подушку из деревенского пуха.
— Страх-то какой, страх… Я думала, уж нам с вами и живыми не быть, — к нахохлившейся невыспавшейся Кате подсела на скамейку Брусникина. Она была уже в теплом байковом халате, шерстяных носках и калошах. — Прямо сердце оторвалось. Главное-то, я со сна еще, ничего не пойму, только силуэт чей-то темный во дворе увидела… В ту-то ночь, накануне вашего приезда, Катенька, вот так же было. Нехорошо было… Правда, сама-то я ничего не видела, а вот пес-то мой лаял, выл, с цепи рвался. И тут вдруг сегодня опять…
— Вера Тихоновна, милая, ну успокойтесь, не надо бояться.
— Вы-то наверняка решили когда мы с Галиной-то Юрьевной вчера рассказывали вам ну, про это… наверняка подумали — маразм, мол, полный, старческие бредни склеротические? Я тоже так поначалу думала, когда муж мой меня сюда из города привез. Я ведь бойкая была, на язык острая, передовая и по возрасту почти как вы — педвуз только кончила. А как пожила тут, как людей-то послушала… Дурное место этот Татарский хутор, очень дурное. Нездоровое, неспокойное, если хуже не сказать. Прежде, когда тут народ кругом был, когда опытная станция действовала, еще ничего было, терпимо. А сейчас… Страшно жить, честное слово, страшно и жутко порой. Вы себе даже не представляете, что про эти места рассказывают. Здесь такие ужасы творятся. Вы спрашивали, отчего я в это лето внука к себе не взяла. Да потому что боюсь! Мальчик он — разве дома мальчика бабка удержит? В прошлом году приехал мой Дениска ко мне, и я же потом его сама домой к родителям отвезла. Потому что страшно за ребенка.