— А на второй взгляд? — спросила Катя.
— А на второй... — Сергеев снова побарабанил пальцами. — А на второй... Рабочие сообщили нашим. Дежурил в те сутки Витька Улиткин — ну, помнишь его. Он все такой же: трах, бах, несчастный случай, быстрей доложить. Посылает он на место одного молокососа участкового. Тот три месяца всего служит. Тот извлекает тело, составляет свой дурацкий акт и везет труп в морг. Естественно, ни осмотра места, ни окрестностей, ни плана детального не составлено.
Утром Улиткин на оперативке докладывает: несчастный случай, я разобрался. Мы и в ус не дуем. На Улиткина надеемся — не горшок же у него на плечах глиняный!
Карпыч в морге тоже особо не торопился. У него вон настоящих убитых — полон холодильник, вскрывать некогда. Красильникову как жертву несчастного случая на потом оставляет. А когда наконец берется, делает нам весьма любопытное заключение. И от него мне теперь хоть стой, хоть падай.
— Саш, ты не возражаешь, если я все-таки буду записывать? — спросила Катя.
— Для себя пиши. Но в прессу — ни-ни. Иначе убью. — Сергеев потер лицо ладонью. — Перелом ног и основания черепа, по заключению нашего Карпыча...
— Он все работает? — перебила Катя. Судмедэксперта Бодрова Льва Карповича, проработавшего в Каменске сорок пять лет, она помнила очень даже хорошо.
— Скрипит. Сердце пошаливает, ревматизм. Но работает за троих. Старая гвардия, — ответил Сергеев. — Так вот, эти повреждения — результат падения в котлован — оказались.., посмертными. Прижизненной и повлекшей смерть раной, по его заключению, является только одна рана. Единственная. Сквозная. В брюшную полость.
— Сквозная?
— Рана диаметром в полтинник. Раневой канал — насквозь. Пробит кишечник, поврежден спинной мозг. На спине — выходное отверстие. Я сам ее вчера утром осматривал.
— Может быть, она ударилась о те штыри? Ты же сам говорил, на дне котлована их много. С высоты если упадешь, то возможно напороться на... — Катя побледнела.
— Если так, то там должна быть целая лужа крови. — Сергеев стукнул по столу кулаком. — А ее там нет! И не было, иначе даже тот молокосос участковый ее бы заметил. Судя по виду раны, ее нанизали, как стрекозу на булавку, а крови нет. И потом, там есть еще одна неувязка. Если б на место выехал этот бездельник Селезнев или кто-то из прокуратуры, они б не могли не обратить на это внимания. А участковому что! На ней, Кать, не имелось некоторых частей одежды, которые вроде бы обязательно, по всей логике происшедшего, должны были быть.
— Каких частей, Саша?
— Ну, например, нижнего белья. Колготок. Сапоги надеты прямо на голые ноги. Это в феврале-то! Платье натянуто на голое тело. А на платье, заметь, ни спереди, ни сзади дырок нет. Пятно крови есть, и то небольшое. И на дубленке тоже нет дырок.
— А как эксперт описал предмет, которым могла быть нанесена такая рана? — спросила Катя.
— Поначалу он тоже склонялся к металлическому штырю с острым концом. Штырю от строительной арматуры. Но после того, как ему Колосов из пятого отдела позвонил...
— Никита?
— Никита, Никита. У него какие-то там сомнения вдруг возникли. Темнит он что-то. — Сергеев сердито засопел. — Они вчера с Карпычем весь день по тому котловану ползали. Место осматривали. Так потом Карпыч категорически заявил, что ничего похожего на предмет, нанесший ту рану, он в том строительном хламе не обнаружил.
— Господи, тогда получается, что...
— Что ее убили. Убили не в котловане, а совсем в другом месте. Чем и как именно — полная неизвестность. Зачем-то сняли с нее половину одежды, затем привезли в Каменск и зашвырнули в котлован, пытаясь замаскировать все под несчастный случай.
Потрясенная новостью. Катя молчала.
— И вот сижу я, Кать, дурак дураком уже вторые сутки и не знаю, за что взяться. — Сергеев вздохнул. — Дело прокуратура уже возбудила. Зампрокурора рвет и мечет: портачи, кричит, работать не умеете! Убийство от несчастного случая отличить уже не способны! И он прав, кругом прав. Колосов ваш тоже на нервы давит. «Почему розыск до сих пор не организован? Где оперативность?» — передразнил он голосом, удивительно похожим на Никитин. — Ну нет у меня оперативности! В этом деле нет. Ты-то что-нибудь знаешь о ней?
— Нет, Саш. В выходные весь телефон оборвала, — приврала Катя. — Ее друзья по театральной студии тоже в полном неведении. Она последние месяцы там почти не появлялась. Так ведь ее в розыск заявили по Москве.
— Сожитель. Некто Лавровский. Мы его уже установили, — промолвил Сергеев. — Вчера ездили за ним. Что-то дома нету. Повестку у соседей оставили.
Катя решила пока умолчать о своей встрече с Пьеро. Все равно ведь ничего путного тот им с Кравченко не сообщил.
— А тело теперь когда можно будет из морга забрать? Меня узнать просили.
— Карпыч экспертизу, считай, уже закончил. Кстати, об изнасиловании и речи быть не может — никаких признаков. Учти. Забрать тело, думаю, уже можно. Я тебе дам телефон следователя. Пусть эти актеры ему позвонят. Заодно, может, он их допросит. Информации-то ноль.
Они еще немного поговорили о раскрываемости, об огромном по сравнению с прошлыми годами числе зарегистрированных убийств, о службе в розыске. Катя записала телефон следователя прокуратуры для Бена.
— Ты к кому от меня? — осведомился Сергеев напоследок.
— К Ире Гречко зайти обещала, — ответила она. — Давно мы с ней не виделись.
— Да-а, сколько ты у нас уже не работаешь?
— Четыре года.
— Назад не тянет? Катя пожала плечами.
— Не знаю, Саш. У меня сейчас работа интересная.
— А то приходи. Местечко всегда найдем: в следствии, в кадрах...
— Это уж я не сомневаюсь, — через силу улыбнулась она. — Лучше тогда уж к вам.
— Нет. — Сергеев энергично покачал головой.
— Почему? Буду плохим сыщиком?
— В розыске, как на корабле, от женщин одна смута. Мне единый кулак нужен. Бронированный. А тут пойдут охи, вздохи, взгляды. Орлы мои — народ шустрый, взрывной. Еще дуэль затеют.
— Сейчас из-за женщин, Саша, никто не стреляется. — Катя даже покраснела. Сергеев, когда хотел, мог быть даже галантным.
— Напрасно так думаешь, Катерина Сергевна, в розыске настоящие мужики служат, такие, что ради красивой женщины...
Катя вздохнула: Саша Сергеев был таким же, как и четыре года назад. Розыск есть розыск!
— Типчик как раз для фельетона. Тот еще типчик. С вывертом, — говорила Ира Гречко, вкладывая в папку уголовное дело, чистые листы бумаги и бланки.
Катя сидела в ее кабинете и с трагическим видом уплетала бутерброд с колбасой.