Никита вернулся в дежурку. Сел на подоконник, посмотрел в зарешеченное окно, узкое, как бойница.
Шары на зеленом поле, этот чертов бильярд… Ведь вот только что он был полон планов, только-только собирался ударить по главному «шару» на этот момент. Каких-то десять минут назад все его мысли вертелись вокруг главного на этот час фигуранта — вокруг дрессировщика, вокруг их финансовой грызни с Севастьяновым, вокруг блондинки Илоны, которую он до сих пор еще не допрашивал, а ведь она многое, очень многое могла бы порассказать об Аркане, раз была его любовницей Но вот.., удар! И вся бильярдная пирамида снова рассыпалась, раскатилась. Колосов вздохнул — действительно, как в басне: лебедь, рак и щука. А воз и ныне там. Знать бы только где.
Видеокассету со съемками происходившего на кладбище смотрели в кабинете начальника ОВД в третьем часу дня. Цирковые к этому моменту уже вернулись в шапито, поминки были скомканы — пора было готовиться к вечернему представлению, которое не отменяли.
Но проститься с Петровой пришла почти вся труппа. Колосов узнавал на пленке знакомых: вот Воробьев что-то горячо говорит, вытирая глаза платком, вот Разгуляев — он на голову выше многих в толпе, здоровый бугай, укротитель. А вот и рогатый муж, Баграт Геворкян, и тот тип, что выпендривался в слоновнике, — Кох, кажется, его фамилия, какой-то мальчишка рядом с ним и еще десятки и десятки лиц, знакомых, молодых, скорбных. Женщины тихо плачут, кто-то говорит последнее слово И — море цветов. Гроб, а затем и свежий могильный холм просто утопают в цветах. Астрах, георгинах.
— Михалыч, нет, ты только глянь на его лицо, — шепнул Колосову начальник Стрельненского ОВД, когда они напряженно следили за человеком, ради которого, собственно, и была затеяна эта пожарная видеослежка.
Роман Дыховичный стоял у самой могилы. По виду нетрезвый. Однако в лице его, как им показалось, было и что-то еще, кроме скорби и обильных пьяных слез, которых он совершенно не стыдился.
— Останови-ка кадр, — попросил Никита Воронова.
С экрана на них смотрел… Да, что-то странное, болезненное было в лихорадочно-блестящем взгляде этого худого небритого парня, когда он смотрел, как засыпали землей гроб Петровой. Вот он нагнулся, поднял с травы охапку георгинов и сбросил их вниз, в яму. Пленка кончилась. Начальник ОВД тут же по селекторной связался с отделом охраны общественной безопасности. Колосов слушал: на сегодняшнюю ночь дополнительные поисковые мероприятия… Увеличение числа патрульных машин в районе Стрельня — Нижне-Мячниково, дополнительные посты, проверка маршрута рейсового автобуса Стрельня — кладбище в вечернее и ночное время Никита чувствовал: их всех постепенно охватывает то непередаваемое волнение, которое бывает лишь на завершающей стадии крупной операции — на пороге Большой Охоты. И упускать подобный шанс, даже если он в конечном итоге окажется ошибочным и ложным, никто из истинных сыщиков себе не позволит. Даешь засаду! — Никита так ясно читал это на лицах своих коллег. Засаду на кладбище сегодня ночью, и завтра, и послезавтра, до тех пор, пока…
В Нижне-Мячниково начали подтягивать силы к 22.00. В половине одиннадцатого приехал и Колосов.
Он никому не сказал, но время с трех до восьми вечера провел дома, в своей квартире. Завел будильник и лег спать. Еще одну бессонную ночь просто бы не выдержали его нервы. А он предчувствовал, что они, нервы-нервишки, ой как пригодятся ему в охоте на эту странную тварь, предпочитающую мертвых — живым, мрак — свету и солнцу — луну.
* * *
А луны-то как раз и не было на небосклоне! Уже в одиннадцать стало темно, хоть глаз коли. А далеко на востоке глухо зарокотал гром. Гроза приближалась, и сполохи молнии освещали черное небо тревожными синими вспышками. В их мертвенном свете знакомые предметы приобретали причудливые недобрые очертания: старая кривая сосна на опушке, покосившийся гранитный могильный камень, ржавый крест.
Могила Петровой располагалась в крайне неудобном для наблюдения месте — среди так называемых «новых захоронений», в лысой ложбинке за липовой рощей. Здесь все было пусто и голо, потому что посадки тоже были новыми, еще низкими. Пришлось расположиться для наблюдения на подступах, в старой части кладбища — среди частокола железных оград. Их острые пики-прутья напоминали копья, и приходилось беречься, как бы не напороться на них в темноте.
На засаду в напарники себе Никита выбрал Воронова. Тот был горд и польщен, но вида не показывал — хмурился, напряженно, зорко вглядываясь во мрак. То и дело к чему-то тревожно прислушивался.
Хоть и храбрился, но чувствовал он себя очень даже не в своей тарелке. Яркая вспышка молнии… Колосов увидел лицо напарника. Лейтенантик зажмурился, втянул голову в плечи — ч-черт! Глухие, но уже весьма ощутимые раскаты грома.
— Гроза идет, — Воронов сквозь темные кроны пытался разглядеть безлунное небо. — А если сейчас ливанет, что делать будем?
Никита посмотрел на часы с подсветкой: половина первого. Вечернее представление в цирке закончилось два часа назад.
— Помню, пацанами в пионерлагере спорили, кто ночью на кладбище сходить рискнет. — Воронов снова к чему-то прислушался. — Под Звенигородом лагерь был, ну и кладбище было местное в лесу. Наши ходили, а я… Я вот что думаю, Никита Михайлович, если я не ошибся и это он, циркач этот… Мы ж его с вами возьмем? И даже легко, думаю, без напряга?
— Ты его на манеже видел? — спросил Никита.
— Нет. Он вроде клоун, так вы мне сказали.
— Клоун. Он из цирка — если, конечно, это он.
А цирковые, знаешь, какой народ? У них подготовочка, как в нашем спецназе. — Никита немного утрировал, но делал это намеренно. — И вот что, Андрюха.., у тебя оружие с собой?
— Так точно.
— Давай.
— Никита Михалыч!!!
— Давай, говорю. А то я вас знаю. Мне не нужен еще один жмурик, при задержании конченный, а живой фигурант, дающий показания.
— Ой, что это? — вздрогнул вдруг Воронов. Колосов тоже напрягся — странный какой-то крик, протяжный, птица, наверное, ночная.
— Сова, — сказал он и… Тут их ослепило и оглушило. Молния и удар грома как из пушки. Казалось, земля треснула. И тут начали падать, тяжело, дробно ударяясь в землю, крупные капли дождя. А потом дождь пошел плотной стеной. За какие-то считанные секунды Никита, да и все сотрудники милиции, рассредоточенные по кладбищу, вымокли так, словно вынырнули с океанского дна. Глина под ногами мгновенно раскисла, превратившись в жидкую грязь. И самое главное — видимость сразу же стала нулевая. За стеной дождя, за этой сплошной водной завесой не то что могилу Петровой нельзя было разглядеть, но даже собственного напарника в пяти шагах — Все, кранты, — Воронов зашевелился, как крокодил в болоте, — только потопа еще не хватало!
У Никиты сработала рация. Начальник ОВД, руководивший операцией из патрульной машины, запрашивал совета — что делать? Сообщил, что часть патрульных машин ему пришлось уже снять: в Стрельне в ночном баре произошла групповая потасовка.