И вроде бы происходит вокруг человека, который… который очень ее интересует. Разгуляев… Что за дурацкая фамилия, разве такая фамилия идет ему…
Где-то в тайниках сердца Катя знала — ничего не закончилось с задержанием Коха. Ничего, потому что…
Вернувшись вечером с работы, она с удивлением увидела, что Кравченко дома. Драгоценный, блудный В. А, сделал шаг — ну что же, значит, мир? Ей так хотелось подойти к нему, сесть возле, взять его руки в свои и все рассказать. Спросить совета, попросить помощи, как вчера у Сережки. Но Кравченко упорно молчал. Пил на кухне чай, курил в лоджии. Катя ждала, ждала, а потом… Потом вернулась прежняя обида — ну с чего он взъелся-то? Ведь она ничего плохого не сделала! Она же хочет как лучше! А телевизор на кухне гремел «Аргентиной-Ямайкой». И казалось, припев «какая боль…» пришелся очень даже по душе меланхолично-мрачно-надутому драгоценному В. А. Потеряв последнее терпение, Катя заткнула «Чайф». Сейчас ей было совсем ни до «пляжей Ямайки»!
* * *
А Колосов попал в цирк в самый разгар репетиций. Манеж уже был оккупирован прыгунами на батуте и канатоходцами. Поэтому основной люд работал на свежем воздухе, во дворе шапито.
Эта женщина сразу привлекла его внимание. Амазонка на белой цирковой лошади. Легкий теплый ветерок раздувал лошадиную гриву и ее волосы — густые, золотистые, распущенные по плечам. Никита осведомился у администратора Воробьева, который увязался за ним следом, кто это. И получив ответ. «Да это же жена нашего Баграта!», понял, что блондинку-незнакомку со сценическим псевдонимом Илона и настоящим именем Елена он представлял себе именно такой.
Лошадь под смелой наездницей неожиданно взвилась на дыбы.
— Осторожнее, Лена, он что-то нервничает, — это крикнула Погребижской немолодая женщина в джинсах и ковбойке с уздечкой в руках.
— Ничего, мы просто шалим. — Погребижская потрепала коня по холке. — Ну, Орлик, тихо, тихо.
— Седло удобное?
— Нормальное, только бы…
— Никита Михайлович. — Воробьев сзади тронул Колосова за плечо. — Так как же насчет Генриха, а?
Может, отпустите его — как-нибудь на поруки, под нашу ответственность? Ну, не мог он убить! А номер-то, номер-то горит… А я уж и телеграмму родителям его дал в Самару, отец звонил, жаловаться обещает в Генеральную прокуратуру… Может, как-то утрясется дело?
— Пал Палыч, я же вам русским языком объясняю — он задержан как подозреваемый, идет проверка, следствие.
— Но нам-то что теперь делать?
— Но Кох ведь не выступает.
— Так ведь номер Разгуляева без него… Валентин и так на куски разрывается — сначала Петрова погибла, теперь вот Генку арестовали. А ведь у него не кто-нибудь — львы и леопарды! Хищники, и какие!
Вы вдумайтесь только! Их накормить-то сил сколько надо! Не может Валентин долго и за артиста, и за помощника вкалывать!
— Так дайте ему кого-нибудь в помощь!
— Значит, вы твердо и бесповоротно намерены держать Коха под арестом? Ну, знаете! — Воробьев хотел было разразиться новой речью, но Колосов почти грубо оборвал его:
— Я приехал побеседовать с Погребижской и Разгуляевым. Предупредите Валентина Николаевича, чтобы он никуда не отлучался.
— А он и не может никуда отлучиться. Через полчаса у него репетиция, — огрызнулся Воробьев. — Лена, голубчик, на минутку тебя можно? — крикнул он Погребижской. — Тут из милиции снова пришли, хотят побеседовать с тобой!
Она тронула лошадь в сторону Колосова, словно собиралась наехать на него. Но в двух шагах вышколенный цирковой Орлик застыл как вкопанный, кося бархатным темным глазом в сторону начальника отдела убийств. Погребижская ловко, по-ковбойски перекинула ногу через его холку. Она была в майке, коротких желтых шортах и белых гольфах. А ноги у нее были первый сорт, хотя начальник отдела убийств всем своим видом пытался показать, что на все такое ему сейчас чихать.
Но надо было и показать себя вежливым — он шагнул и протянул Погребижской руку, желая помочь ей сойти с лошади. Но неожиданно и довольно бесцеремонно его опередили. К лошади откуда-то сбоку, чуть ли не под самые копыта, выпрыгнул мальчишка-подросток лет пятнадцати, в бейсболке козырьком назад. Никита вспомнил, что видел его на пленке на похоронах Петровой рядом с Кохом Догадался, что это, наверное, тот самый Гошка, про которого рассказывала Катя Он схватил лошадь под уздцы, точно останавливал это смирное существо на полном скаку, и протянул Погребижской руку. Та, однако, не обратила на эту галантность ни малейшего внимания. Спрыгнула на землю, потрепала Орлика.
Подошла женщина в ковбойке и забрала у мальчишки поводья.
— Это вы из милиции? — спросила Погребижская.
Колосов кивнул, представился.
— Хочу задать вам несколько вопросов, Елена. Борисовна.
Солнечный лучик коснулся ее лица И Никита увидел, что она гораздо старше, чем показалась ему с первого взгляда. Припухлость капризных чувственных губ, морщинки у глаз, утяжеленный подбородок.
Нет, этой Илоночке, хоть и работает она под этакую Лолиту в гольфиках, лет этак уже около тридцати. Он отчего-то отметил это с удовольствием: эх вы — бабы… Как ни прячьте возраст под всей этой вашей хитрой косметикой, а наметанный глаз опытного сыщика не обманешь.
— Пожалуйста, — Погребижская развела руками. — Только я не понимаю, чем могу помочь милиции.
— Ваш администратор разрешил воспользоваться его помещением. — Колосов указал на администраторскую. — Там нам никто не помешает…
— Познакомиться поближе? — спросила она. Тон был насмешливо-ироничный, но… Колосов был готов поклясться — в ней что-то изменилось. Она словно вся подобралась внутри, напряглась.
— Ну, а ты что? — спросила она неожиданно раздраженно у мальчишки, который все еще стоял возле них. — Что, работы, что ли, нет?
— Меня Липский пока отпустил, — ответил тот тихо.
— И что ты тут торчишь? Не видишь, я занята?
— Юноша помочь вам хотел, как рыцарь, — заметил Никита, когда они шли к администраторской.
— Да пошел он в ж.., сопляк!
Эта злая, нервная и, главное, такая неожиданная и несправедливая по отношению к этому парню фраза резанула слух Колосова И дело было не в грубости даже, а… Он наблюдал за Погребижской. Что это с ней? Она волнуется. Из-за предстоящей беседы? Или из-за чего-то другого?
На пороге администраторской он оглянулся.
Игорь Дыховичный все еще стоял посреди двора. Ковырял носком кроссовки асфальт. Потом развернулся и медленно, какой-то развинченной, ломаной походкой двинулся к шапито — Елена Борисовна, не хочу тратить мое и ваше время впустую. — Никита, едва они расположились в администраторской, решил брать быка за рога. — Поэтому буду спрашивать только по существу. Вопрос первый: в каких отношениях вы были с ныне покойной Ириной Петровой?