— Вы же за ее убийство Генку арестовали!
Никита ждал, ни словом не реагируя на ее очень эмоциональное восклицание.
— Ну, она работала у нас недолго. — Погребижская хмурила светлые брови. — К аттракциону моего мужа никакого отношения не имела. Мы с ней мало общались.
— Артисты вашего цирка утверждают другое: у вас были крайне натянутые отношения.
— Кто это утверждает? — Погребижская рассматривала свои детские гольфы, так странно и так провокационно смотрящиеся на загорелых стройных ногах. — Сигаретки нет? Хорошо, раз вам уже про меня насплетничали, чего же вы у меня спрашиваете?
Колосов протянул ей пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. Дым, дым…
— А вы даже на ее похороны не пошли, Елена Борисовна. Хотя там почти вся ваша труппа была.
— Я обязана?
— Нет, конечно. — Колосов следил, как она курит. Изящный продуманный жест. Кроткое выражение лица.
— Вы бывали в ночном кабаре «Тысяча и одна ночь»?
— Где это?
Он не отвечал, смотрел, как она красиво курит.
— Нет, не была, — ответила Погребижская.
— Аркадий Севастьянов, естественно, это уже не подтвердит. Но мы располагаем другими свидетельскими показаниями.
— Ну хорошо, я была в этом нужнике с Аркашей.
Что дальше?
— Вам там до такой степени не понравилось?
— Скотоприемник. — Она глянула на Колосова. — Но мужики тащутся.
— Ваш муж знал о ваших отношениях с Севастьяновым?
— Сначала нет. Потом да. Словно мухи, тут и там ходят слухи по углам. Дальше?
— У вас какая-то путаница с именами, Елена Борисовна, — мягко сказал Никита. — Кто Лена вас зовет, кто Илона. Я вот думаю, быть может, не нравится вам, что я вас по имени-отчеству называю. Может, скажи я «Илона», мы бы лучше поняли друг Друга.
— Что вы прикидываетесь, дорогой мой? Вы же беседовали с моим мужем.
— Он вам сказал? А муж бережет вас, Елена Борисовна. Многое вам прощает. И кажется, сильно вас любит. Даже несмотря на все эти мухи-слухи.
— Вы женаты? — спросила она.
— Нет пока.
— Тогда вы все равно ни черта не поймете.
— Чего я не пойму?
— Слушайте, вы же задержали Генку, вчера весь цирк тут у нас по стойке «смирно» стоял. — Погребижская смяла сигарету. — При чем тут еще мы — я, Баграт? Ну, изменяла я мужу, ну переспала с Аркашкой… Вам-то что до этого? Почему я должна отчитываться перед вами в своей личной жизни? Это что — уголовное преступление?
— Простите, но даже в вашем цирке мало кто верит, что Кох — убийца.
— А мы… Так вы что, нас, что ли, не подозреваете?
— Нас — это кого? Вас и вашего мужа? — Колосов отбивал ее вопросы, а сам размышлял: если говорить ей в лоб насчет отпечатков пальцев Геворкяна на том отмытом с мылом пистолетике, то делать это надо сейчас же. Или же… Нет, сохраним этот вопросик, как камень за пазухой. Не для нее — для рогатого мужа. Быть может, это самый главный вопрос его артистической жизни.
— Ну, собачились мы с Иркой иногда, но это наше, бабье. При чем тут Баграт? — снова весьма эмоционально воскликнула Погребижская. — Да и собачились-то больше из-за ерунды, того не стоящей.
«Это Разгуляев-то — ерунда? — подумал Колосов. — Ах какая вы категоричная, Илоночка».
— А что в цирке вообще говорят о смерти Петровой? — задал он свой излюбленный вопрос.
— Да ничего. — Погребижская хмурилась. — Все в шоке, и никто толком ничего не понимает. А некоторые.., наверное, думают, как вы, что это я ее со злости шарахнула по башке. У вас ведь и такие «свидетельские показания», наверное, имеются?
— А что говорят о смерти Севастьянова? — Никита давал понять, что вопросы тут задает только он.
Она посмотрела в окно вагончика.
— Многие Вальку подозревают. Вы, наверное, в курсе.
— А вы лично, Елена Борисовны, что думаете?
— Я не могу и не хочу никого подозревать.
— В тот вечер вы виделись с Аркадием?
— Нет. Днем я его, правда, мельком видела. Они с мужем куда-то ездили по делам. Вернулись, я забрала машину и поехала… Мне нужно было в поликлинику.
— Машину Севастьянова забрали?
— Свою. У нас «жигуль», хлам.
— Поехали к врачу?
— С мениском что-то. — Она погладила загорелую коленку. — Самое это наше уязвимое место. Записалась к платному хирургу.
— И когда же вы вернулись?
— Кажется, около семи вечера. Я на Рогожский рынок еще заехала.
— Муж ваш дома был?
— Да. Мы с ним оба весь вечер провели дома.
Сколько раз Никита слыхал эту сакраментальную фразу, когда в число подозреваемых попадали муж и жена!
— Хорошо. Следующий вопрос: фамилия Консультантов вам знакома?
— Макс? Он владелец нашего цирка, нынешний владелец. Говорят, только благодаря ему мы вообще еще дышим. — Погребижская смотрела в окно. — Сейчас, конечно, спросите, встречалась ли я с ним?
Только в компании и однажды. Он был знакомым Аркаши.
— Скажите, а в последние дни у вас не было ощущения, что Севастьянов чего-то опасается, боится?
Он ведь даже пистолет себе приобрел и возил всегда в машине?
— Пистолет? — Погребижская удивленно приподняла брови. — Никогда не видела у него подобной игрушки. И вообще, представить Аркашу, вооруженным до зубов… Он тряпичник был страшный. Как заведется по магазинам… Пока все не перемеряет, его не вытащить оттуда. И парфюмерии у него на квартире целый склад был самой шикарной. И к обуви он был неравнодушен. Тачку всегда какую-то особенную мечтал иметь. Но чтобы его интересовало оружие… Нет, это на него совершенно не похоже.
— А вы знали, что он сидел?
— Сначала — нет, потом — да. Он сам проговорился, да и не мне одной. — Она вздохнула. — Он по этому поводу не комплексовал совершенно, даже наоборот. А кто сейчас не сидел-то, простите?
— Как ваш муж относился, что вы и Севастьянов…
— Ну, дорогой мой, сейчас вы наверняка про себя версию обмозговываете: она с ним спала, а ревнивый муж его грохнул. — Погребижская печально усмехнулась. — Дайте-ка мне еще сигаретку, Пуаро. Спасибо. — Прикурив, она выдохнула дым. — Нет, я вас разочарую. Запомните: Баграт не способен и мухи убить. Даже из любви.., точнее, ревности… А потом, я же говорю вам: в ту ночь, когда убили Севастьянова, мы были дома. На чем-то поклясться или на слово поверите? И вот что еще. — Она нахмурила брови. — Наверное, придется кое-что разжевать, чтоб понятно стало. Вы вот все повторяете свои вопросы, тщательно избегая словечка «измена», которое, впрочем, подразумевается под всеми этими недомолвками. Я и Ар кашка, я и муж… Измена… Да вы тут с недельку у нас покантуйтесь, поживите в этом нашем террариуме. Знаете, как живут в творческом коллективе? Кто наверху, тот и пан. А будешь норов показывать, гордую из себя строить — быстренько вылетишь и номер отберут. Талантами-то все битком набито. А программа не резиновая. Вот и приходится, как говорится, ногтями и зубами дорогу себе в жизни прокладывать.