Когда он добрался до поляны, уже совсем рассвело и ему было ясно видно. Убежище – просто лачуга. У него на глазах открылась криво висящая дверь и вышла женщина. Старуха? Лицо у нее озабоченное, бледное, осунувшееся, видно, что она хронически недоедает. Но женщина не старая, понял Шеф, молча и неподвижно стоя под деревом. Женщина огляделась, не видя его, и опустилась на солнце рядом с хижиной. Закрыла лицо руками и молча заплакала.
– В чем дело, мать?
Она вздрогнула, услышав вопрос Шефа, с ужасом посмотрела на него. Но поняла, что он только один, не вооружен, и успокоилась.
– В чем дело? Обычная история. Мужа забрали в армию короля...
– Какого короля?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Это было несколько месяцев назад. Он так и не вернулся. Все лето мы голодали. Мы не рабы, но у нас нет земли. И когда Эди перестал работать на богатых, у нас ничего не осталось. Мне разрешили подбирать колосья после жатвы, те, что пропустили жнецы. Мало, но нам бы хватило. Но уже поздно. Мой ребенок умер. Дочь. Две недели назад. А теперь и новое. Когда я отнесла ее в церковь, чтобы ее похоронили, там не было священника. Он бежал, говорят, его прогнали язычники. Люди Пути? Не знаю, как правильно. Все в деревне обрадовались, сказали, что теперь не нужно платить ни десятину, ни лепту святого Петра. Но мне-то что до этого? Я была слишком бедна, чтобы платить десятину, а священник иногда давал мне пожертвования. И кто похоронит мою девочку? Как она может упокоиться, если над нею не сказаны слова? Если сам дитя-Христос не возьмет ее на небо?
Женщина снова заплакала, раскачиваясь взад и вперед. «Что бы сказал на это Торвин?» – подумал Шеф. – «Может, сказал бы, что сами христиане не плохи, это церковь их прогнила. Но все же церковь хоть кому-то давала утешение. Путь должен делать то же самое, а не только думать о тропе героев, ведущей в Валгаллу к Отину или в Трутвангар к Тору». Он поискал на поясе кошелек и понял, что не взял его.
– Теперь ты видишь, что наделал? – услышал он голос сзади.
Шеф медленно повернулся и увидел Альфреда. Глаза молодого короля в темных кругах, одежда рваная и грязная. У него нет ни меча, ни плаща, но на нем кольчуга, а на поясе кинжал.
– Я наделал? Мне кажется, она из твоих подданных, по эту сторону Темзы. Путь мог прогнать ее священника, но мужа у нее отнял ты.
– Ну, тогда что мы наделали.
Двое мужчин стояли и смотрели на женщину. Вот что я послан остановить, подумал Шеф. Но я не могу это сделать, следуя только Путем. По крайней мере Путем Торвина и Фармана.
– Я сделаю тебе предложение, король, – сказал он. – У тебя кошелек на поясе, а у меня нет. Дай его этой бедной женщине, так чтобы она по крайней мере смогла прожить, если не вернется ее муж. А я отдам тебе твое королевство. Вернее, мы разделим его, когда победим твоих врагов, крестоносцев, как я победил своих.
– Разделим королевство?
– Всем будем владеть совместно. Деньгами. Людьми. Вместе править. Рисковать. Пусть наши судьбы сольются.
– И разделим нашу удачу? – спросил Альфред.
– Да.
– Я должен поставить два условия, – сказал Альфред. – Мы не можем идти только под твоим Молотом, потому что я христианин. И я не буду идти только под Крестом, потому что его осквернили грабители Франкленда и папы Николая. Будем помнить эту женщину и ее горе и идти под двойным знаком. И если победим, позволим нашим людям находить утешение, где они захотят. В нашем мире всем его хватит.
– А второе условие?
– Это. – Альфред указал на точило-скипетр. – Ты должен избавиться от него. Когда ты держишь его, ты лжешь. Ты посылаешь своих друзей на смерть.
Шеф взглянул на точило, снова увидел жестокие бородатые лица, вырезанные с обоих концов; лица, похожие на бога с ледяным голосом из его видений. Он вспомнил могилу, где нашел скипетр, вспомнил рабынь со сломанными спинами. Подумал о Сигварте, которого послал на мучительную смерть; о Сиббе и Вилфи, сгоревших заживо. О самом Альфреде, которого он сознательно послал навстречу поражению. О Годиве, которую он спас, только чтобы использовать как приманку.
Повернувшись, он бросил камень в густые заросли, там он будет лежать в плесени.
– Как скажешь. Мы пойдем под двойными знаменами – победим или потерпим поражение. – Он протянул руку. Альфред достал кинжал, срезал свой кошелек, бросил его к ногам женщины. И только потом они пожали друг другу руки.
Когда они уходили, женщина дрожащими пальцами развязывала кошелек.
* * *
Не прошли они и ста ярдов по тропе, как услышали шум: звон оружия, крики, ржание лошадей. Оба побежали к лагерю, но их задерживали шипы и ветви. К тому времени, как они выбежали из леса, все уже кончилось.
– Что случилось? – спросил Шеф у одного из людей, который с недоумением смотрел на него.
И тут из-за разрезанной палатки появился жрец Фарман.
– Легкая кавалерия франков. Немного, около сотни всадников. Они знали, что мы здесь, выскочили из леса. А ты где был?
Но Шеф смотрел мимо него, на Торвина, который пробирался через толпу возбужденных людей, крепко держа за руку Годиву.
– Мы пришли сразу после рассвета, – сказал Торвин. – Как раз перед нападением франков.
Шеф, не обращая на него внимание, смотрел только на Годиву. Она подняла подбородок, смотрела на него. Он мягко положил ей руку на плечо.
– Прости, если я забывал о тебе. Обстоятельства... и скоро... я постараюсь загладить свою вину. Но не сейчас. Сейчас я по-прежнему ярл. Сначала нужно организовать охрану лагеря, чтобы нас снова не застали врасплох. Потом мы должны выступать. Но до того... Лулла, Фарман, все жрецы и предводители ко мне, как только будет налажена охрана.
– Осмод, еще до этого. Пришли ко мне двадцать женщин.
– Женщин, господин?
– Женщин. Их с нами много. Вдовы, жены, шлюхи, мне все равно. Только бы умели держать в руках иглу.
Два часа спустя Торвин, Фарман и Гейрульф, единственные жрецы Пути, сидевшие среди десятка английских командиров отрядов, невесело смотрели на новый символ, торопливо вышитый на главном знамени армии. Вместо белого Молота, стоящего вертикально на красном поле, здесь были Молот и Крест, расположенные по диагонали друг к другу.
– Это уступка врагу, – сказал Фарман. – Они нам такого никогда не сделают.
– Это условие, на котором король обещал нам поддержку, – ответил Шеф.
Все подняли брови, глядя на оборванную одинокую фигуру короля.
– И не только мою поддержку, – сказал Альфред. – Поддержку всего моего королевства. Я могу потерять одну армию. Но есть еще немало мужчин, которые придут ко мне сражаться против захватчиков. Будет легче, если им не придется при этом менять религию.
– Конечно, люди нам нужны, – сказал Осмод, маршал лагеря и командир катапультеров. – С дезертирством и сегодняшними потерями у нас осталось по семь-восемь человек в расчете, а нужно по двенадцать. И у Удда заготовлено больше самострелов, чем у нас людей. Но они нужны нам немедленно. И где мы их найдем? В такой спешке?