Мы ведь даже с ней встречались и вместе в ресторан приехали, как пай-девочки.
— А муж ее — Гусаров — в тот вечер с вами в ресторане не был? — Катя спросила это нарочно.
— Нет, он теперь тут не бывает. А прежде бывал. Он и бывшего мужа Потехиной знал преотлично. Сейчас Москва такой город, что я просто тащусь от него — все друг друга знают, у всех общие дела, все друг с другом живут, спят… Да, кстати, он ведь звонил сюда в тот вечер. Звонил Авроре на мобильник. Не знаю, что там у них произошло — она сразу встала из-за стола и удалилась, но когда вернулась после разговора с ним, у нее было такое лицо… Она была чем-то смертельно напугана. У меня какое-то предчувствие появилось нехорошее — зря, я сказала себе, зря ты, солнышко, сюда приехала. Дрянь тусовка. Видишь — как в воду глядела. Теперь затаскают, наверное, меня к вам? Ведь затаскают, а, Кать?
— Вызовут, и не один раз. И к нам, и в прокуратуру.
— Ну, вот. А ты мне, если что, поможешь?
— Я тебе помогу, Анфиса, — ответила Катя, — только я еще не очень хорошо себе представляю, что же все-таки тут у вас произошло.
— Кто Макса отравил, хочешь узнать? Кто же, как не бедная, глупая, обманутая, обесчещенная женщина Анфиса? Я же тебе сказала: я его очень-очень хотела убить. Но только одним способом — переехать лимузином. Как крысу.
— Ты машину водишь? — хмыкнула Катя.
— Нет. Все хочу научиться, да времени нет.
— Анфиса, чао! Вот ты где, я так и знал, что здесь тебя найду. Целую в сахарные губки, радость моя, ты мне срочно нужна!
Катя увидела, что к их столику через зал идет полный улыбчивый парень в круглых модных очках, затянутый, точно в панцирь, в кожаные черные брюки и кожаный, обшитый бахромой жилет в стиле хиппи. Под жилетом у него была шелковая рубашка апельсинового цвета от модного мужского модельера. На груди болтались крупные бусы — керамика ручной работы с орнаментом индейцев Перу и сотовый телефон на шнуре. В руках — щегольский кожаный портфель с монограммой.
— Анфиса, голубь сизокрылый, срочное дело, — парень так и сыпал веселой быстрой скороговоркой как горохом, — в «Маске» презентация сезонных десертов в четыре. Мне информацию надо сбросить к шести. Нужны четкие ощущения, личный опыт. Я должен раздраконить каждую их фишку… Это кто с тобой? Подружка? Очень приятно, девушка, Петя Мохов. Какие милые мохнатые глазки. Что вы обе такие сердитые? Простите, что мешаю, но, Анфиса, дело прежде всего. Едем в «Маску», я на машине. Ты не пожалеешь, там сменился шеф-повар и…
— Это Петька. Он критик у нас кулинарный, — сказала Анфиса Кате, — он живой классик, кулинарная энциклопедия ходячая, но иногда его приходится выручать. У него диабет. Ну, это я тебе позже объясню… Петя, ты что, не видишь — мы разговариваем?
— Ну, Анфиса, ну ты только скажи: ты поедешь или мне Лолке звонить?
— Отвяжись. Не поеду я никуда, я тут обедаю. — Анфиса разозлилась. — Нет, подожди… Повара там сменили? Ладно, уговорил. Посиди вон там, кофе выпей, подожди.
— Исчезаю, но не прощаюсь. — Мохов ринулся во второй зал, обдав Катю смешанным запахом отличных мужских духов, кожи и едкого мужского пота.
— У него диабет, ему сладкого совсем нельзя, — вздохнула Анфиса. — Попробуй поработать кулинарным критиком с диабетом. Ладно, спутал он меня. Помнишь, как у дедули Достоевского? Исповедь горячего сердца. Так вот, Катюша, хочу тебе сказать одно. Чтобы очень ты обо мне не воображала и не фантазировала: я Макса не убивала, но в душе я громко аплодирую тому, кто это сделал.
— Врешь ты все, — сказала Катя, — врешь, что аплодируешь.
— Ну, может быть, и так. Но это уже мое личное дело и никого не касается. — Анфиса промокнула губы салфеткой. — А где же наш шербет с клубникой?
Появилась Воробьева — снова с сервировочным столиком. Она катила его медленно, словно с трудом, хотя столик сейчас не был особенно нагружен — на нем стояли стеклянные креманки с мороженым, высокий медный мавританский кофейник, чашки, блюдо с финиками, инжиром и изюмом. Внезапно Воробьева пошатнулась, споткнулась и, чтобы не потерять равновесие, ухватилась за никелированную ручку столика, неловко толкнув его. Столик со звоном и грохотом покатился вперед, а официантка как-то нелепо взмахнула руками, судорожно выпрямилась и…
Ноги ее заплелись, и со всего размаха она рухнула грудью прямо на этот хрупкий стол — все креманки и чашки полетели на пол. Воробьева издала хриплый крик боли — кофейник с горячим кофе тоже опрокинулся, ошпарив. коричневой дымящейся жижей ее ноги.
Катя, не понимая, что происходит, вскочила. Анфиса, бледная и испуганная, продолжала сидеть. Другие посетители поднимались из-за столиков. Кто-то крикнул: «Человеку плохо, вызывайте „Скорую“!» Катя смотрела на бьющуюся в судорогах на полу официантку. Ее голые ноги лягали опрокинутый столик, голова неистово дергалась. Светлые густые волосы были перепачканы мороженым и кофейной гущей. Воробьева хрипела, пальцы ее царапали блузку на груди, словно она пыталась расстегнуть пуговицы, как если бы ей не хватало воздуха. Кто-то испуганно крикнул: «Да у нее эпилептический припадок!» Воробьева снова хрипло закричала, и крик вдруг оборвался…
— Что здесь происходит? Лена, Леночка, что с тобой? Какой-то мужчина в щегольской поварской униформе и белом колпаке, в фартуке с монограммой ресторана вдруг появился в зале и бросился к лежащей на полу официантке.
— Надо врача! — крикнул он. — Эй, кто-нибудь… Ради бога, вызывайте скорее врача! У нее, наверное, токсикоз, это бывает с беременными.
Катя смотрела на неподвижную официантку. Воробьева больше не шевелилась, не издавала ни звука. Лицо ее было синюшно-бледным. Из угла рта сочилась тоненькая струйка крови.
— Иван Григорьевич, она же… она же мертвая! — Анфиса Берг подошла к телу. — Ой, что же это… Иван Григорьевич, она ведь, кажется, уже не дышит!
Катя схватила сумку, нашарила пудреницу, открыла, протянула мужчине в поварской форме — это был не кто иной, как Иван Григорьевич Поляков — шеф-повар ресторана «Аль-Магриб». Он опустился на колени, прямо в кофейную лужу, поднял голову Воробьевой, потряс ее за плечи. Потом взял протянутое Катей зеркальце пудреницы и приложил к губам официантки.
Зеркало осталось незамутненным. Елена Воробьева была мертва.
Бывают в жизни моменты, которые хочется поскорее забыть. Да вот что-то никак не получается.
Колосову Катя позвонила сразу. Но в «Аль-Магриб» он попал только через сорок минут. — пробивался на машине через пробки. «Скорая помощь» и «газик» местного отделения милиции прибыли гораздо раньше. В ресторане царила паника. Кто-то кричал, чтобы врачи скорее везли официантку в больницу, потому что это клиническая смерть от сердечного приступа и ее еще можно откачать, кто-то требовал счет, а кто-то пытался улизнуть по-тихому в общей неразберихе, Не расплатившись. В результате швейцар закрыл входную дверь, и, когда прибыли милиционеры, им пришлось долго стучать.