— Это мой покойный муж, — ответила та.
— Это, дорогие мои, Леонид Олейников, — важно произнесла ее приятельница. — Да, да, великий Леонид Олейников.
— Скрипач? Господи, конечно! — Катя с изумлением смотрела на фото.
— Скрипач и дирижер, и муж Ниночки. Они, да будет вам известно, прожили четверть века и ни разу не поссорились. И того же, — старушка лукаво взглянула на Катю и Мещерского, — я желаю и вам.
Поиски Константина Юзбашева начались сразу же после того, как Колосов вернулся в управление. Узнав, кто из его подчиненных на месте, он вызвал всех к себе, раздал по телефонному справочнику, поручив обзвонить все указанные там НИИ, профилирующие по биологии, зоологии и антропологии. Их было не так уж много. Сам же начал наводить справки об общежитиях. Однако звонок на Серебряную набережную ничего не прояснил. Заведующий, с которым после долгих препирательств наконец-то соединили начальника отдела убийств, сообщил, что Юзбашев съехал неделю назад, забрав все свои вещи.
— Он не сказал, куда направляется? — допытывался Никита.
— Я был в отпуске, ничего не знаю, — отвечал заведующий.
С великим трудом через УВД города Казани Колосов дозвонился и в Казанский университет, справляясь, не вернулся ли Юзбашев на прежнее место работы. Но на биофаке о нем давно ничего не слышали.
Пятница — короткий день. В пять вечера звонить куда-либо было уже бессмысленно. Поэтому утром в субботу, едва переступив порог своего кабинета, Колосов снова повис на телефоне. Проигнорировав предупреждение Званцева, он обзвонил и Московский зоопарк, и кафедру биофака МГУ, а затем принялся за цирки. В Новом администратор чуть было не обнадежил его, что есть, мол, но оказалось, что просто перепутал фамилию. На Цветной бульвар Никита звонил с некоторым душевным трепетом: ну как нарвешься на самого Никулина? Однако и там начальнику отдела убийств помочь ничем не смогли.
К полудню Колосов совсем пал духом, безнадежно просматривая телефонный справочник, испещренный галочками проверенных мест предположительной работы Юзбашева, который все больше начинал напоминать ту иголку, что виртуозно прячется в таком грандиозном стоге сена, как столица.
В начале первого в кабинет заглянул Коваленко.
— Все сидишь? Домой не собираешься? — спросил он. Как человек, только что отбарабанивший сутки, он мог себе позволить такую роскошь. — Результаты?
— Дырка от бублика, — Колосов швырнул справочник на подоконник. — Вот только что в цирк на Цветной звонил. Глухота. И куда теперь?
Коваленко полистал телефонный справочник.
— Слушай, — сказал он вдруг. — А в Олимпийскую деревню?
Никита оторвался от мрачного созерцания повязки на руке.
— А что там?
— Цирк-Шапито. Прошлую субботу Ленка моя с подружками ходила. Вернулась в полнейшем восторге. Целый вечер мне про клоунов и тигров рассказывала.
— Так туда номера нет, но… подожди-ка, — Никита быстро связался с дежурным по УВД Юго-Западного округа, узнавая телефон отделения милиции, обслуживающего Олимпийскую деревню.
Около получаса он беседовал с различными чинами от лейтенанта до майора, а затем его соединили с неким старшим оперуполномоченным Свидерко. Тот оказался на «сутках», и вот с ним-то Никита тут же нашел общий язык. Они сразу перешли на «ты».
Повесив трубку, он откинулся на спинку стула.
— Все.
— Что? Неужели нашли? — Коваленко даже привстал.
— Сейчас он подскочит туда, уточнит. Но вроде — да.
Он в паспортно-визовую звонил по другому телефону. И фамилию Юзбашева там уже слыхали.
Московский опер вышел на связь через полтора часа.
— Есть, — деловито отрапортовал он. — Слушай, друг, ты вот что. Ты давай-ка сюда. У них представление в половине пятого. Ну и сходим. Я приглашаю. Так этот Костя у вас в убийстве подозревается?
— В трех.
— Только ты эту гниду с моего участка сегодня же убери. Ладно?
— Договорились, — усмехнулся Никита.
— Встречаемся у кассы. У меня зеленый «москвичок», — бросил довольный Свидерко.
Никита отпер сейф. Коваленко наблюдал, как он достает и проверяет оружие.
— Его сюда привезешь? А потом что?
— Не я, — ответил Колосов. — А ты, Слава, его сюда привезешь. И вообще — сделаем так…
Он снял трубку и связался с дежурным по оперативно-поисковому отделу розыска.
* * *
Цирк-шапито встретил начальника отдела убийств бравурным маршем, рвущимся через выставленные на улицу динамики, развевающимися, точно пестрое белье на шестах, цветными флажками, гомоном толпившихся у кассы зрителей, пронзительными криками торговцев попкорном, писком и смехом детворы.
Из своих тридцати четырех лет Никита не был в цирке добрых четверть века. Неудивительно, что эта праздничная суета подействовала на него как некий новый раздражитель.
Свидерко ждал его у кассы. Это был маленький, плотный, похожий на упругий теннисный мяч блондин с блестящими голубыми глазами и пшеничными усиками, одетый в белесые джинсы и черную футболку. На его крепкой шее красовалась золотая цепочка.
— Салют коллеге! — приветствовал он Никиту. — Я тут справки навел. Он здесь, работает в номере братьев Полевых.
— Неужели на арене выступает?
— Нет, он за техника-смотрителя вкалывает. При зверюшках местных состоит, — ухмыльнулся Свидерко. — Такие, друже, зверюшки! Палец в рот не клади. Ну, давай командуй. Как работать будем? Сразу?
— Нет, сначала я хотел бы поговорить тут кое с кем. Свидерко одобрительно кивнул.
— Лады. Пойдем на представление взглянем. А потом я тебя к местному «справочному бюро» сведу. Есть тут такой дядя Сеня.
— А Юзбашев?
— Ой, мне эта губерния! Ты с кем работаешь, коллега? Ты со Свидерко работаешь, Николаем Акимычем. В спарринге, понял? А Свидерко знает, что есть спарринг — их бин натюрлих. И у него всегда все — зер гут.
— Ладно, зер гут, пошли, а то не пустят, — улыбнулся Никита.
Свидерко только махнул рукой, и к нему подбежал какой-то верзила в камуфляже, стоящий на входе. Они дружески пошептались, и их беспрепятственно пропустили в шапито.
Усевшись поближе к выходу на жесткую скамью, Колосов огляделся. Под оранжевым полотняным куполом зажигались огни. Там, в переплетении трапеций, веревочных лестниц, канатов и лонж вращался большой зеркальный шар, отбрасывавший тысячи бликов на арену, партер и ложи, постепенно заполняющиеся зрителями.
Никита вдохнул ни с чем не сравнимый цирковой запах — смесь конюшни, зверинца, разглаженного горячим утюгом шелка, застарелого пота и мятных конфет, пыли и душистого сена. Всем этим веяло из полузабытого детства, детства с пионерскими галстуками, линейками с визгом горна и барабанной дробью, культпоходами в кино и цирк, тот самый Старый, на Цветном бульваре. И если бы сейчас продавщица в кружевном фартучке протянула ему эскимо «Лакомку с орехами», он подумал бы, что…