Дж. К. Ролинг. Гарри Поттер и философский камень [18]

Странное это чувство — быть невидимым. Фарид чувствовал себя одновременно всемогущим и потерянным. Как будто он разом везде и нигде. Хуже всего было то, что он не мог видеть Сажерука. Ему оставалось полагаться только на слух.

— Сажерук? — без конца шептал он, следуя за ним во мраке.

И каждый раз до него доносился тихий ответ:

— Я здесь, прямо перед тобой.

Солдатам, забравшим Мегги и Хитромысла, наверняка придется скакать по дороге, плохой, кое-где совсем заросшей дороге, поднимавшейся по холмам широкими витками. А Сажерук шел напрямик по склонам, слишком крутым для лошади, особенно с латником на спине. Фарид старался не думать о том, как должна болеть раненая нога от такого подъема. Иногда юноша слышал тихое чертыхание, время от времени Сажерук останавливался — невидимо, только его дыхание слышалось во мраке.

Крепость и в самом деле была дальше, чем представлялось с берега, но настал момент, когда ее устремленные в небо башни выросли прямо перед ними. По сравнению с этой крепостью замок Омбры показался Фариду игрушкой, построенной герцогом, который любил попить и поесть, но вовсе не думал о сражениях. В крепости, окружавшей Дворец Ночи, каждый камень был вытесан с мыслью о войне. Следуя за тяжелым дыханием Сажерука, Фарид с ужасом представлял себе, каково идти по этому крутому подъему на штурм, когда со стен льется кипящая смола, а из бойниц летят тебе навстречу дротики.

До утра было еще далеко, когда они подошли к воротам. Еще несколько драгоценных часов они будут невидимы. Однако ворота оказались заперты, и Фарид почувствовал, что глаза у него наполняются слезами от разочарования.

— Заперто! — выдавил он из себя. — Солдаты уже завели их внутрь. Что же теперь делать?

Каждый вдох причинял ему боль, так быстро они поднимались по склону. Но что теперь толку, даже если они прозрачны, как стекло, и невидимы, как ветер?

Фарид почувствовал вплотную к себе тело Сажерука, такое теплое в этой ветреной ночи.

— Ну конечно, заперто! — прошептал его голос. — А ты чего ждал? Что мы догоним всадников? Это у нас бы не получилось, даже если бы я и не хромал, как старуха! Но вот увидишь — для кого-нибудь ворота этой ночью еще откроются. Хотя бы для одного из шпионов Змееглава.

— А может быть, перелезем через стену?

Фарид с надеждой посмотрел на серую громаду.

Между зубцов ходили часовые с копьями.

— Перелезем? Я вижу, ты действительно влюблен. Посмотри, какие они высокие и гладкие, эти стены! Не думай даже. Мы подождем.

Прямо перед ними стояли шесть виселиц. На четырех из них висело по мертвецу. Фарид был очень рад, что в темноте они казались просто связками старых платьев.

— Проклятье! — услышал он бормотание Сажерука. — Почему от этого зелья фей страх не исчезает с глаз заодно с телом?

Да, Фариду бы это тоже пригодилось. Однако боялся он не стражи, не Басты и не Огненного Лиса. Он боялся за Мегги, страшно боялся. От того, что он сейчас невидим, ему было только хуже. Как будто от него ничего не осталось, кроме боли в сердце.

Дул прохладный ветер, и Фарид согревал дыханием невидимые пальцы, когда в ночи раздался стук копыт.

— Ну вот! — прошептал Сажерук. — Кажется, нам для разнообразия повезло! Что бы ни случилось, помни одно: мы должны до рассвета выбраться отсюда. Солнце сделает нас видимыми быстрее, чем ты подзываешь огонь.

Стук копыт стал громче, и из темноты появился всадник, одетый не в бледное серебро Змееглава, а в красный с черным наряд.

— Смотри-ка! — прошептал Сажерук. — Да это же Коптемаз!

Часовой что-то крикнул со стены, и Коптемаз отозвался.

— Пошли! — шепнул Сажерук Фариду.

Ворота со скрежетом распахнулись.

Они шли за Коптемазом так близко, что Фарид мог потрогать хвост его коня. «Предатель! — думал юноша. — Гнусный предатель!» Как ему хотелось стащить негодяя с седла, приставить ему к горлу нож и спросить, что за вести он привез во Дворец Ночи! Но Сажерук тянул его вперед, через огромные ворота, на двор. Коптемаз поскакал к конюшням. Там было полно латников. Судя по всему, Дворец Ночи был таким же бессонным, как, по слухам, его хозяин.

— Слушай! — тихо сказал Сажерук, потянув Фарида под одну из арок. — Эта крепость огромная, как город, и запутанная, как лабиринт. Отмечай свой путь сажей, чтобы мне потом не искать тебя, если ты заблудишься тут, как ребенок в лесу, понял?

— А как мы поступим с Коптемазом? Ведь это он выдал тайный лагерь, правда?

— Похоже на то. Забудь пока о нем. Думай о Мегги.

— Но ведь он был среди пленных!

Мимо них прошла группа солдат. Фарид испуганно отпрянул. Он все еще не мог поверить, что солдаты действительно его не видят.

— Ну и что? — Казалось, с Фаридом говорит ветер. — Это самый древний способ замаскировать предателей. Где спрятать шпиона? Конечно, между жертв. Свистун, наверное, сказал ему пару раз, что он отлично жонглирует огнем, — и вот они уже лучшие друзья. У Коптемаза всегда был странный вкус, что касается друзей. А теперь пойдем, не то мы простоим тут, пока солнце не слизнет с нас всю нашу невидимость.

Фарид невольно взглянул на небо. Ночь выдалась темная. Даже месяц, казалось, затерялся в этой черноте. Юноша не мог отвести взгляда от серебряных башен.

— Гнездо Змея! — прошептал он.

Но тут невидимый Сажерук резко потянул его за собой.

59 ЗМЕЕГЛАВ

Мысли о смерти

Собираются над моим счастьем

Как темные облака

Над серебряным лунным серпом.

Стерлинг А. Браун. Мысли о смерти

Змееглав сидел за пиршественным столом, когда Огненный Лис привел к нему Мегги. В точности, как она читала. Столовая во Дворце Ночи была отделана с такой роскошью, что тронный зал Жирного Герцога казался по сравнению с ней бедным, как крестьянская изба. Мраморный пол, по которому Огненный Лис тащил Мегги к своему хозяину, был усыпан лепестками роз. В канделябрах, похожих на когтистые лапы, горело несчетное количество свеч, а колонны, между которыми они стояли, были облицованы серебряной чешуей, мерцавшей в отблесках пламени, подобно змеиной коже. Между колонн скользили бесчисленные слуги, неслышно, с опущенными головами. Служанки, выстроившись рядами вдоль стен, ждали мановения хозяина. Все они выглядели заспанными, только что поднятыми с постели, как и описывал Фенолио. Некоторые незаметно прислонялись к завешенным коврами стенам.