— Ну, ясное дело, легко. — Моска не спускал со Сципио холодного насмешливого взгляда. — Они небось горничную заподозрили, или кухарку, или еще кого-нибудь из вашей бесчисленной челяди.
На это Сципио ничего не ответил. Он вдруг покраснел как рак.
— Каюк, — проговорил Риччио. — Прямое попадание.
— Они заподозрили кого-то другого? — Оса смотрела на Сципио с неприкрытым ужасом.
Сципио застегнул сюртук до самой шеи.
— Няню мою!
— Ну? Ты хотя бы за нее вступился?
— Да как?! — Сципио метнул в потрясенную Осу яростный взгляд. — Чтобы отец в интернат меня отправил, да? Думаете, мне у них лучше живется, чем в сиротском приюте? Вы отца моего не знаете! Да он за одну украденную запонку заставил бы меня с табличкой на шее бегать, на которой будет написано: «Я жалкий мелкий воришка! »
— Ее посадили? — Оказалось, Бо тоже все слышал, хоть и старался не слушать изо всех сил. — По-настоящему, прямо в тюрьму?
— Кого? — Сципио раздраженно обернулся к нему, все еще со скрещенными руками, словно они могли защитить его от укоряющих взглядов остальных.
— Служанку эту. — Бо покусывал нижнюю губу.
— Да какой там! — Сципио передернул плечами. — Доказать-то они ничего не могли. Просто уволили без предупреждения, только и всего. Если бы я эти треклятые щипчики не прихватил, они бы и вовсе ничего не заметили. Большую-то часть я из тех комнат брал, где и не бывает никого, там вещи просто так, без толку пылятся. И только когда мать обнаружила, что ее бесценные щипчики для сахара пропали, тут уж она хватилась, что и еще кое-чего недостает. Ну вот. Теперь у меня больше нет своей прислуги.
Остальные смотрели на Сципио так, будто вместо волос у него змеи.
— Ну, знаешь, Сцип, — пробормотал Моска.
— Я делал это только ради вас! — закричал Сципио. — Или вы забыли, как мыкались, пока я о вас заботиться не начал?
— А ну вали отсюда! — Риччио в ярости ткнул Сципио в грудь. — Без тебя прекрасно проживем. Мы тебя больше знать не желаем! Да тебя на порог сюда не надо было пускать!
— Это меня-то на порог не надо было пускать? — Сципио заорал так, что Бо в испуге зажал руками уши. — Да что ты о себе возомнил? Это все отцу моему принадлежит!
— Ах да, ну как же! — заорал Риччио в ответ. — Вот и беги к своему папаше, заложи нас поскорей, доносчик поганый!
Тут Сципио на него бросился. Оба сцепились с такой яростью, что только с помощью Моски Просперу и Осе удалось их растащить.
Увидев, что у Риччио из носа идет кровь, а у Сципио все лицо расцарапано, Бо захныкал, а потом разразился таким ревом, что все испуганно оглянулись.
Оса кинулась к нему и даже Проспера опередила. Она нежно укрыла его в объятиях и, утешая, гладила по волосам, которые у корней уже снова были белобрысыми.
— Иди домой, Сцип, — сказала она неприязненно. — Мы тебя известим, как только узнаем, когда с графом встречаемся. После завтрака кто-нибудь из нас сходит к Барбароссе, так что, может, у нас к обеду ответ будет.
— Что? — Риччио отпихнул Моску, который пытался отереть ему кровь с лица. — Чего это ради ты собираешься его извещать?
— Прекрати, Риччио, — резко осадил его Проспер. — Я его отца видел. У такого ты бы и ложечку чайную стащить не осмелился. А уж признаться не осмелился бы и подавно.
Риччио только сопел, прижимая тыльную сторону руки к разбитому носу.
— Спасибо, Проп, — буркнул Сципио. От ногтей Риччио щека у него была полосатая, как зебра. — Тогда до завтра, — пробормотал он, но замешкался и снова оглянулся. — Так вы правда меня известите, да?
Проспер кивнул.
Но Сципио все еще медлил.
— А детектив? — спросил он.
— Слинял, — ответил Моска.
— Что?
— Да это неважно. Мы взяли с него честное слово, что он нас не выдаст, — сообщил Бо, высвобождаясь из объятий Осы. — К тому же он теперь наш друг.
Сципио смотрел на Бо с таким изумлением, что Оса громко расхохоталась.
— Ну, друг — это, допустим, преувеличение, — сказала она. — Ты же знаешь, Бо просто без ума от этого типа. Однако выдать он нас, пожалуй, и правда не выдаст.
— Что ж, раз вы так считаете. — Сципио передернул плечами. — Тогда до завтра.
И он медленно поплелся между рядами красных плюшевых кресел, на ходу поглаживая их спинки и не сводя глаз с усыпанного звездами занавеса. Он брел очень медленно, словно все еще ожидая, что его окликнут. Но никто не окликнул, даже Бо. Тот гладил своих котят.
«Да ему страшно! — понял вдруг Проспер, глядя ему вслед. — Страшно домой возвращаться». Он вспомнил отца Сципио, как тот стоял на самом верху лестницы, за балюстрадой. И ему впервые стало Сципио жаль.
Когда Проспер распахнул дверь, в лавочке Барбароссы оказалось пусто. Колокольчики над дверью яростно зазвенели, и, глядя на них, Бо, как зачарованный, замер на пороге, покуда Оса не подтолкнула его внутрь. За одну ночь на город упала стужа. Ветер давно уже не веял с моря, нет, сухой и пронизывающий, он задувал теперь с гор, подчистую вылизывая мосты и площади. Зима уже не посылала своих предвестников и глашатаев, она явилась в город Луны сама и растопыренной, заледеневшей пятерней шарила по его древнему лику.
— Синьор Барбаросса, — крикнула Оса, выжидательно поглядывая на картину над стойкой. Она, конечно, тоже знала о смотровом глазке, в который Рыжая Борода подглядывал за своими покупателями.
Шторка шевельнулась, и голова Барбароссы высунулась в щель, глядя на них плутоватым взглядом мутных, в красных прожилках глаз. Он громоподобно высморкался в свой пестрый, необъятных размеров носовой платок.
— А-а, на сей раз и малыш с вами. Смотрите только, чтобы он опять чего-нибудь не разбил. Что вы натворили с его ангельскими локонами? Ну-ка, гномик, скажи: «Добрый день!»
— Buon giorno, — буркнул Бо и, прячась за спиной у Проспера, скорчил Барбароссе гримасу.
— То-то же! Buon giorno! Его итальянский звучит все лучше. Заходите! — И Барбаросса нетерпеливым жестом пригласил ребят к себе в кабинет. — Зима, настоящая зима, какого только черта ей здесь понадобилось? Похоже, мир окончательно сошел с ума, — ворчал он, направляясь обратно к своему креслу. — Этот город и летом-то тяжело переносить, а уж зимой… Здешняя зима любого здоровяка способна довести до могилы. Впрочем, кому я все это рассказываю? Детишки ни о чем таком и понятия не имеют. Они не мерзнут, они скачут себе по лужам и даже насморка не подхватят. Снег на голове хоть папахой лежи, а им все нипочем, тогда как нашего брата каждая снежинка приближает к смерти. — С тяжким вздохом, будто он и вправду уже при смерти, Барбаросса рухнул в кресло. — Горло болит, голова болит, из носа течет постоянно, — стонал он. — Отвратительно. Будто ты не человек, а водопроводный кран. — Он поплотнее замотал теплый шар вокруг своей жирной шеи и теперь пристально разглядывал своих гостей поверх кромки носового платка.