В этот день, точнее, вечер Игорь Деметриос крепко выпил в баре на Новом Арбате. Потом зашел в игорный клуб. А ночью ему приснился сон.
Сердце колотится у него в груди. А сам он осторожно и ловко ползет по стеклянной отвесной стене «Swiss-otel», похожего на торчащий из многострадального чрева столицы член с набалдашником. Черны небеса, и бездна полна огней, ветер свистит в ушах. Не сорваться ему помогает надежное альпинистское оборудование. На крыше он оставляет его, извлекает из кармана что-то крохотное и мятое. И ждет, когда это расправится, увеличится в объеме, примет нужную форму. Он ждет, ощущая себя могущественным и грозным и чертовски сексуальным в облегающем черном комбинезоне. Крохотное и мятое становится большим автоматически надувающимся раскрывающимся презервати… дельтапланом. И на этом аппарате так приятно взлететь с ублюдочной крыши.
Бесшумный полет…
Кто не летал во сне – тот не поймет…
А впереди – Темза, мост Ватерлоо, Нил священный, кремлевские башни, рубиновые звезды и снова бездна полна огней. И вновь ветер свистит в ушах. А в сердце приказ: ты должен выполнить задание, ты – чертов барабанщик…
Дельтаплан остается на крыше Большого Кремлевского дворца, к окну надо спуститься на крепкой веревке. И вот уже залы, залы, залы, а вот и та самая спальня, где спал Бонапарт. Кровать под балдахином, там и сейчас кто-то лежит. Кто-то… в этом и состоит задание, приказ… Не видя себя со стороны (видеть означает признаки шизофрении), но ощущая, Деметриос бесшумно подходит (скользкий паркет, мягкий ковер), откидывает одеяло и… находит в кровати французского президента. Треуголка рядом на подушке. «Марсельеза» – труба архангела: «Отречемся от старого ми-и-и-ра…»
Провал операции.
ПРОВАЛ????
«Сегодня начинается официальный визит президента Франции Николя Саркози в нашу страну…»
Радиочасы, будильник включился, как «Сити-FM», а может, как «Эхо Москвы» или как «Радио-дурь» – черт их разберет в этот ранний час.
Деметриос сел, потянулся за сигаретой. Провал… Это было во сне, идиотский сон.
«В Кремле сегодня состоится заседание Совета безопасности, на котором будут обсуждаться проблемы оборонного комплекса. Все больше подтверждений находится тому, что на должность вице-премьера, курирующего вопросы оборонного комплекса и новейших военных технологий, будет назначен Алексей Жуковский, который до этого успешно возглавлял…»
Деметриос выключил радиочасы. Сны… Странно, что на свои собственные сны у него никогда не хватало времени, чтобы толком в них разобраться.
На пять часов вечера у него был назначен новый совместный сеанс. И весь день он томился ожиданием, терялся в догадках: явится ли на этот сеанс после всего, что случилось, Гай. Явится ли Ермаков, ведь, по информации следователя, он тоже принимал в этих последних событиях самое активное участие – фактически это он задержал жену Гая…
С трех он закрылся в своем кабинете. И намеренно не выходил в приемную, даже когда внизу звенел звонок. В приемной суетилась секретарша Ираида Викторовна. И вот без четверти пять она заглянула к нему:
– Игорь Юрьевич, они собрались.
– Все?
– Все. И он… представляете, он тоже там. – Ираида Викторовна округлила глаза.
– Скажите им, пусть заходят.
Они вошли, поздоровались и вот уже расселись. Деметриос оглядел их. Гай… у него вид, словно ничего не произошло, словно это и не с ним… конечно же, не с ним, но это же его семья…
Деметриос набрал в легкие побольше воздуха. Что они хотят? И что он хочет от них? Денег? Ясности? Исцеления? Но он же до сих пор так до конца и не понял, в чем их нездоровье. Он выстраивал себе психологическую модель, гипотезу, а иногда просто пытался угадать, но…
Кто они? Ермаков – он сидит ближе всех. Изнасилованный в детстве старшими подростками, переживающий эту травму все последующие годы остро и болезненно, не способный забыть это, потому что насилие разбудило, вскрыло, как нарыв, его истинную природу гомосексуалиста, с которой и шагать бы ему по жизни… Сопротивляющийся очевидному, бегающий за каждой юбкой, флиртующий с девицей даже в приемной психотерапевта… Сломанная игрушка… «Ты просто сломанная игрушка, – думал Деметриос. – А я-то собирался писать о тебе в своей диссертации, воображая, что твой случай редкий, уникальный. А ты просто самый обычный латентный гей, каких тысячи, и, на свою беду, не хочешь, боишься это признать».
– Ну, как успехи? – спросил он.
Ермаков, который только сегодня утром выдержал от жены, от своего Жабика жестокую сцену ревности со слезами и упреками за то, что не ночевал дома, рассеянно улыбнулся. Он смотрел на Гая, сидевшего напротив.
Гай… Воображающий себя бог знает кем параноик, которого по странному стечению обстоятельств бог наградил редкой красотой и потрясающим магнетизмом для противоположного пола, и не только для противоположного… хм… Кем же была твоя жена, что так внезапно оказалась в глазах правосудия убийцей и маньячкой? И почему я, дипломированный психолог, не раскусил ее, не понял ее внутреннего состояния? Мне не было до нее дела, потому что я был занят тобой, параноиком, а ее – истинное чудо из области психиатрии – я пропустил, прошляпил…
И третий из этой жалкой троицы – Жуковский-младший, барабанщик из отряда шизанутых. На его личности и ее внутренних противоречиях я пытался вывести модель целого поколения. Вы только вдумайтесь: целого поколения! А ты оказался просто придурком, понятным даже собственной жене как открытая книга – ненавистником, завистником своего брата, которого знает весь народ, которого ежедневно показывают по телевизору, который, возможно, вскоре возглавит оборону нашей бедной закомплексованной отчизны и поведет ее – отчизну или оборону – это без разницы, к новой великой цели, к новым свершениям, к занятию достойного «адекватного» места в меняющемся «многополярном» мире.
С ним, твоим знаменитым братом, мне как психологу было бы во сто крат интереснее общаться, чем с тобой, искореняя твою с детства взлелеянную ненависть и зависть. Только такие, как твой брат, не нуждаются в услугах мозговеда. А ты…
– Ко мне приходила ваша жена, Владимир, – мягко сказал Деметриос Жуковскому. – От нее я узнал, что у вас была ссора и причиной стал ваш брат.
Услышав про «брата-причину», Гай повернулся к Жуковскому.
– Уже успела донести? – Жуковский покачал головой. – И я же еще виноват оказался.
– Она была очень обеспокоена, расстроена, нервна. Вы не ночевали дома.
– Мне моя тоже такое устроила, когда я припозднился, – криво усмехнулся Ермаков. – А что – срочная работа… И вообще… в конце концов, я свободный человек, мужик… Как поступать в такой ситуации, Игорь Юрьевич? Врать – да?
– Можно и соврать, иногда это помогает в супружестве, но… Владимир, – Деметриос гнул свою линию, – в вашем случае… вы не должны переносить свое негативное отношение к брату, вашу ненависть к нему на жену свою – она же не виновата.