Пальцы сдавили рукоять топора с такой силой, что закапала вода. Он услышал свой хриплый крик, полный страсти, боли и бешенства. В голове зазвучал голос бога, сердце погнало кровь горячими толчками. Он зарычал, голос бога стал громче, а рука бога властно взяла его в свою ладонь, Придон выдохнул жаркий воздух, ноги метнули его в сторону выбитой волной горячего воздуха двери.
Он чувствовал в себе силу урагана и понимал, что это не только чувство. Он в самом деле сейчас несет в себе мощь урагана.
Перед ним мелькали лица, морды, рыла, блестели мечи, топоры, щиты, взрывался холодный и горячий огонь, возникали огненные стены, с потолка падали горящие камни. Он рубил, сшибал, повергал, дорогу не запоминал, помнил одно: в Башне меча нет, надо пробиваться вниз. А так как он проник через окно на самом верху башни, то теперь придется, сметая все с пути, как горная лавина, что устремляется вниз, вниз, вниз…
Все залы казались одинаковыми, везде ровный сильный свет, везде навстречу выскакивают эти длинные тощие фигуры, проклятые колдуны, и окровавленная рукоять топора давно скользит в ладони. Он рубил в холодном бешенстве, убийцы Конста должны быть уничтожены все, а если кто бежит – догнать и зарубить, пусть все зальет кровь, пусть не останется жизни…
Потом ему начало казаться, что пробивается вниз уже целую вечность. Голос бога все еще звучал в нем, но уже не гремел, не грохотал, а говорил тише и тише, устало, завершающе. Могучая сила медленно покидала тело, он начал чувствовать ушибы, ссадины, но увидел перед собой еще дверь.
– Итания! – закричал он страшным голосом.
Дверь с грохотом слетела с петель, Придон ворвался в подземелье раньше, чем металлическая плита рухнула на гранитный пол. Он оказался в небольшой комнате с низкими округлыми сводами, почти касался макушкой. Из округлых стен исходил рассеянный мягкий свет, в самом центре темнела глыба до пояса человеку, а на ней…
Придон ахнул и задержал дыхание – рассыпает искры, словно горящее железо, только что выхваченное клещами кузнеца из горна, – дивной формы…
Он даже не сразу разглядел в этом чуде оружейного искусства, даже не оружейного, а ювелирного – крестообразную рукоять меча. Оружие должно быть простым и грубым, а это, это!..
Тела коснулось нечто упругое, словно дорогу перегородила хорошо промытая пленка бычьего пузыря. Он сделал шаг, пленка натянулась, зазвенела, он ощутил, когда она лопнет, напрягся, пленка лопнула с пронзительным тонким звоном. Протянул руку, пальцы уперлись еще в одну незримую пленку, будто еще один туго натянутый бычий пузырь. В нетерпении ткнул, словно копьем, тот же звон, щелчок, хлопнуло, и тело, не встречая сопротивления, качнулось к черному алтарю.
Рукоять блистала живым огнем. Рои искр стремительно носились по всей рукояти, создавая волшебные узоры, говорили с ним на своем языке, а он смотрел, онемев, не понимая, только кровь стучит в висках, а голос бога уже затих, он довел, указал, помог, теперь осталось только…
И – рукоять торчит из его ножен! Проклятые колдуны, сняв с него перевязь с драгоценными ножнами, принесли сюда. Теперь у них сразу два сокровища…
Придон протянул руку, искры вылетели навстречу со злым шипением, словно сотни крохотных ядовитых змей. Все гасли на небольшой высоте, но их так много, что рукоять окружило красным светящимся шаром, огненным шаром, на который трепетно даже смотреть…
В коридоре, откуда явился, послышался шум, громкий топот множества ног, донеслись приближающиеся голоса. Он торопливо метнул пальцы к рукояти. В последний миг мелькнула паническая мысль, что за рукоять браться пока что нельзя, огонь жалит пальцы. Но уже успел ухватить одной рукой за рукоять, другой за ножны, быстро перекинул перевязь через голову, в коридоре голоса все громче, и с поднятым топором бросился навстречу погоне.
Он помнил свой дикий хриплый крик: «За Конста!» и страшные удары, что обрушивал во все стороны. Дэвы нечеловечески сильны, но медлительны, он это уже понял, сейчас молниеносно рубил, уклонялся от ударов, даже не пытался блокировать, это все равно что пытаться остановить голыми руками падающую скалу, наносил точный удар и отпрыгивал от падающего тела.
И все-таки голова трещала, какие-то удары достигали цели, пусть вскользь, в теле вспыхивает острая боль, но он кричал от ярости и рубил, поднимался вверх и рубил, переступал через огромные тела и рубил…
А потом, шатаясь от усталости, он шел вверх через залы, топор в опущенной руке, не в силах поднять даже на уровень пояса, с лезвия срывались частые красные капли, а за ним тянулись вихляющие кровавые следы.
В знакомом зале с распахнутым окном он даже не перевел дух, сразу же полез в эту щель. Топор за плечами цеплялся за камни, не шел в узкую щель, а когда взял в руку, зацепились ножны с торчащей из них рукоятью меча. В голове от усталости гудели шмели, во рту пересохло, даже не ликовал, что рукоять наконец-то у него за плечами. Руки дрожали, несколько раз повисал на кончиках пальцев, плакал от изнеможения, но за всю долгую дорогу к земле не остановился перевести дух.
– Конст, – сказал он одними губами. – Какой из меня вождь… если со мной гибнут люди, а я не могу спасти…
Мелькнула мысль, что Скилл сумел бы выручить и Конста, и не дал бы погибнуть Туру, и все добыл бы гораздо меньшей кровью. Но могучий Скилл уже нашел свое счастье, горькое и запоздалое, но все же счастье. Если готов рисковать жизнью, то это счастье…
Отдыхал, прислонившись к башне, не позволив себе даже сесть. Вторая перевязь заметно потяжелела. Скоро привыкнет, но пока что он чувствовал, что в ножнах появилась рукоять волшебного меча. Сердце еще колотилось учащенно, когда он всхрапнул и заставил себя двинуться в обратный путь.
Поле ледяных камней, прозрачных глыб льда миновал быстро, замок эльфов обошел по дуге, дорога пошла резко вверх, он почти бежал, в легких сплошной клекот, грудь надсадно сипела. Он карабкался, как слепой, ударялся головой о нависающие камни, стер до крови щеку, прижимаясь ею к стене, стонал в полузабытьи, почти не выбирал дорогу, помнил одно, что должен карабкаться наверх, только наверх, там гребень…
Он не помнил, сколько шел, сколько полз, потому что не давал себе отдыхать, он теперь один, Конста нет, надо идти, двигаться, ползти, ломиться через этот красный туман в глазах и грохот крови в ушах…
И однажды сквозь этот грохот в черепе донесся далекий крик:
– Придон!.. Это же Придон!
Он рухнул вниз лицом, тьма накрыла, как морская волна.
В ноги грело, однако щеку холодило так, словно он лежал на сосульке. Приоткрыл глаз, над ним скальный навес, свисает смерзшийся снег. Уже превратился в мелкие сосульки, доносится потрескивание веток, оттуда веет теплым воздухом. Сам он лежит на груде меха и под теплой длинной шубой. Спасибо Яське, уговорила дураков взять с собой…