– Цветок!.. Ты молодец, догадалась! Хорошо закрепила?
– Вылезай! – закричала она во весь голос. – А то сейчас сама спрыгну!
Из темноты показались черные волосы, в них запутались травинки, паутина, щепочки, но, когда Придон поднялся, она увидела его смеющееся лицо и веселые глаза. Грудь перекрещена теперь двумя перевязями, вторая с широким чехлом, откуда торчит длинная черная рукоять. Еще на поясе висит маленький кожаный мешочек, в нем что-то тихо позванивает.
– Вот теперь я – артанин, – сказал он счастливо.
– Артанин? – повторила она. – Это что… это хорошо?
– Лучше не бывает, – заверил он.
Он выпрыгнул, оглядывался, она спросила нерешительно:
– А кто я?
Он посмотрел на нее, запнулся, словно проглотил ответ, уже соскакивающий с кончика языка, сказал уверенно:
– Ты тоже. Иначе бы не рискнула за пределы своего мира. Ладно, что это там…
Под противоположной стеной храма высился, похожий на сгусток мрака, черный камень. Придон уже с топором в руке пошел к нему неслышным крадущимся шагом. Сердце бухало тяжело и часто, он чувствовал, как воспламенилась вся кровь, на лбу испарина, от камня веет опасностью, но пальцы наконец-то сжимают рукоять топора!
Сзади тихонько вскрикнула Цветок, он чувствовал, как женщина остановилась. И сам замедлил шаг, движения стали вязкими, что-то пробует остановить, приходится ломиться, как сквозь невидимую бурю.
Каменное изваяние изображало человека. Лучше бы до-лунный бог явился в образе зверя или птицы, подумал Придон с дрожью. Никто на свете не может быть ужаснее человека. Яростная мощь стремилась покинуть тело, ноги становятся слабыми, а топор потяжелел, едва не выскальзывает из взмокшей ладони.
Огромные тяжелые веки каменного идола начали подниматься. Лицо не двигалось, губы не шелохнулись, но в страшной тишине толстые веки поднимались и поднимались, Придон задержал дыхание, тело напряглось в страхе.
Из-под век блеснули два рубиновых огня. На темном камне, в этом темном храме красный свет будто ударил Придона в грудь. Он закашлялся, отступил на шаг. Веки продолжали подниматься, наконец глаза открылись полностью: горящие яростью, красные, без радужной оболочки и зрачков.
Придон, шатаясь, отступил еще на шаг. Сильный жар охватил все тело, череп сдавило, как орех в лапе великана. Прямо на пути вспыхнул огонь. Пламя поднималось из каменных плит, языки огня бурно трепетали, словно под ударами ветра, слышался треск горящего дерева и стреляющих угольков, даже слышно, как сухо лопаются мелкие камешки…
Сцепив зубы, он двинулся прямо в стену огня. Немыслимый жар охватил кожу, волосы вспыхнули и сгорели, кожа покрылась волдырями, те сразу же лопались, обнажая красную плоть, что тут же высыхала в страшном жаре, вспыхивала.
– Итания, – прорычал он. – С твоим именем пройду!
Он шагнул из стены огня, жар остался позади, а он торопливо взглянул на руки. Не только кожа цела, но даже черные волосы все так же стоят дыбом от страха.
– Ну что? – сказал он громко. Пальцы крепче ухватили рукоять топора. – Ты еще не встречал артан, червяк?..
Каменная пасть раскрылась шире, Придон занес над головой топор. Пасть дрогнула, начала закрываться. Струя огня истончилась, через мгновение только сизый дымок выбивался из сомкнутых челюстей.
– Это лучше, – сказал Придон. – Я – артанин, запомнил?.. Мы рождены в огне, нас не испугать дымком с искрами. Если ответишь правильно, я пощажу твое капище. Если соврешь, я разнесу все в щебень, превращу щебень в песок, а тот – в пыль, дабы ветер разнес и развеял…
Пасть слегка разомкнулась, тяжелый голос прорычал угрюмо:
– Спрашивай… артанин.
– В этом лесу есть Черное Капище, – сказал Придон. – Я не знаю, как оно зовется у вас, но там спрятано лезвие моего… теперь уже моего – меча. Я должен его отыскать!
Каменный дракон молчал долго, глаза погасли. Придон уже поднял топор, глаза выбрали место, куда обрушить тяжелый удар обухом, дракон медленно заговорил:
– Я слышал… но это было очень давно. Это было настолько давно, что даже я, который здесь уже тысячи лет в камне, а до этого тысячи лет носился над юной землей… в общем, это очень давно. Я не знаю… Погоди! Я скажу, кто знает.
Придон опустил топор. Сердце застучало чаще.
– Говори, жаба.
– Если идти вдоль реки, там будут горы… Когда-то были молодыми и острыми, сейчас это наверняка холмы… Там жил Черный Див. Тогда это был еще див, но я слышал, что он собирался стать богом. Если стал, то…
Придон спросил недоверчиво:
– А он мне ответит? Дракон сказал угрюмо:
– Я тебе сказал, кто знает. А ответит или нет… зависит от тебя.
Придон убрал топор в чехол. Дракон не шевелился, но Придону почудилось облегчение, проступившее на морде каменного зверя.
– Ответит, – произнес Придон. – Ответит!
Он повернулся и пошел к выходу. Каменные плиты, где только что бушевало пламя, потрескивали, остывая. Цветок смотрела расширенными глазами. Когда вышли из храма на яркий свет, она прошептала:
– Я никогда такого… Никогда…
– Ты увидишь, – сказал он, – насколько мир велик.
– А кто, – произнесла она тихо, – Итания? Волна жара прокатилась по его телу, сладко заныло сердце.
– Богиня, – ответил он.
– Богиня, – повторила она. – Богиня… богиня чего? Он мотнул головой, челюсти сцепил, чтобы не вырвался стон.
– Всего, – ответил хриплым голосом. – Богиня всего на свете! Именем ее молюсь, именем ее живу, во имя ее свершаю, творю, дышу, двигаюсь… Все, чем живу, чем дышу, что у меня было и будет, – все в ее честь, ее славу, за ее улыбку. Пойдем, нам нужно встретить Черного Дива.
Цветок снова ахала, не верила глазам своим, а когда выбежала за Придоном, все косилась на огромное водное пространство. Река послушно двигалась рядом с ними, покорно повторяла все движения, изгибалась, вытягивалась, манила песчаными отмелями и зарослями камышей, откуда слышны кряканье и плеск воды.
Придон с шумом пробегал по длинным отмелям, а когда наступил жаркий полдень, охотно отодвинулся под близкий полог леса. Река все так же несет свои воды в сотне шагов, не прячется, а он на ходу срубывал верхушки сочных кустов и молодые деревца, приноравливаясь к новому топору.
Очень редко встречались избушки, обычно рыбацкие или охотничьи. Только однажды встретили целую деревню из десяти домов, но Придон так и не понял, чем промышляют, ибо рыбной ловлей такой толпе не прокормиться, как и охотой, а полей или огородов что-то не приметил.