— Я вот на что хотел бы обратить ваше внимание, коллеги, судмедэксперт — крошечный, седенький, настоящий гном (однако за глаза все в Главке и по всей области звали его, точно грозного Берию, просто Палыч) быстро стряхнул травинки, прилипшие к рабочему комбинезону. — На расположение следов крови. Гольцов все запечатлел, так сказать, пленку только надо другую, учтите, Анатолий Павлович, — обратился он к Касьянову. Импортная подведет, не доверяйте иностранщине… Но я отвлекся в сторону. Итак, взгляните, — судмедэксперт указал на поленницу и на доски забора. Механизм всей этой алой палитры весьма, на мой взгляд, необычен.
— В чем дело? — Касьянов насторожился.
— Видите ли, я все больше склоняюсь к мысли, что эти потеки, точнее, это даже не потеки, потому что кровь сюда натечь никак не могла, имеют так сказать искусственное происхождение.
Колосов тоже прислушался повнимательнее: Палыч имел скверную привычку весьма витиевато излагать свои выводы, однако еще не было случая, чтобы они оказались ошибочными.
— Механизм причинения смерти, на мой взгляд, был следующим: на потерпевшего неожиданно напали сзади. Смерть его была почти мгновенной, причиной стал перелом шейных позвонков. Рана на горле имеет уже посмертное происхождение. Вот эти следы, — тут эксперт указал на капли крови на нижних ветвях жасмина, — вполне могли образоваться в момент нанесения потерпевшему раны в горло. Кровь сфонтанировала. Но вот эти на заборе и эти на поленнице появились уже после.
— Как это после? — Касьянов вздохнул устало: говорливый старикан что-то мудрит.
— Они слишком удалены от трупа, и форма их совершенно не характерна для спонтанных брызг. Они обильны. Однако это не мазки. Нельзя предположить, что убийца таким способом пытался обтереть о забор и дрова перепачканные в крови руки. По виду эти следы напоминают потеки — кровь стекала сверху вниз, однако они расположены слишком низко для того, чтобы…
— Семен Павлович, я что-то не врубаюсь, — честно признался Никита, все никак не дойдет.
Судмедэксперт опустился на корточки.
— Тот, кто расправился с Антиповым столь необычным способом, коллеги, и дальше вел себя не совсем адекватно. — Очки Палыча остро блеснули на солнце. — Возможно, все происходило так: некто сидел вот тут возле трупа, зачерпывал кровь, вытекающую из раны, пригоршней и…
Колосов переглянулся со следователем.
— Вы нам байку про вампира никак желаете рассказать, Семен Павлович? устало усмехнулся тот.
— Я не утверждаю, что кто-то употреблял внутрь, пил кровь, вытекшую из раны на горле потерпевшего, — невозмутимо парировал эксперт. — Я всего лишь делаю предположение о весьма необычных манипуляциях с нею: некто, возможно, сидел над трупом либо, вот как я сейчас, на корточках, либо опускался на четвереньки и, зачерпывая ладонью кровь, намеренно, я повторяю, намеренно выплескивал ее сюда, сюда и вот сюда.
— Зачем? — искренне удивился Колосов.
— Вы это у меня спрашиваете? — Бровки Палыча, поползли вверх. — Словом, все это мои предположения, возможно, я и ошибаюсь.
«Черта с два ты ошибаешься», — Колосову внезапно стало жарко. Солнце начинало заметно припекать. Середина мая выдалась необычно теплой. Многие сулили холода: дуб еще не распускался, черемуха только-только отцвела. Однако начальник отдела убийств в народные приметы, как и во всякую мистику, верил слабо.
Остаток времени до оперативки у начальства, проведенный на месте происшествия, был заполнен обычной оперативно-следственной суетой: выделялись сотрудники для отработки дачного поселка, опроса жителей, согласовывался план поисковых мероприятий, о которых надо было докладывать руководству, назначались ответственные за проверки каждой отдельной версии по делу. Делались попытки применить служебно-разыскную собаку, но псина отчего-то след наотрез брать отказалась, только жалобно скулила. Кто их, собак, разберет!
Колосов выполнял свои начальственные функции как автомат: за добрую чертову дюжину лет работы в розыске весь этот официоз от зубов отекакивал. Бессонная ночь давала себя знать. Посторонние мысли терзали только две: эх, гуд бай теперь отпуск. Что ж, сам напросился. А на инициативных у нас, как и везде, воду возят. И — самая горькая: это ж надо, какое задержание упустить, какая филигранная работа коту под хвост!
И-эх, опоздали!
Несмотря на малолюдный пока еще дачный «несезон», за забором собралась кучка любопытных граждан. Понятых для осмотра искали по всему поселку сначала никто идти не хотел, а теперь, поди ж ты, набежали. С местными беседовали оперативники Раздольского отдела и участковый. По их унылым лицам Колосов понял: все туфта, ни крупицы полезной информации.
— С нами сила крестная… Оборони бог, оборони бог…
Он вышел за калитку. Со стороны улицы к забору плотно прижала лицо сгорбленная женщина в рваной телогрейке, ботах и завинченном на голове в какой-то немыслимый грязный тюрбан шерстяном платке. Он потянул носом: шибануло смрадом немытого тела и табака.
— Оборони бог, оборони, — бормотала эта оборванка. Тусклые глаза ее были устремлены на садовую дорожку, по которой двое патрульных ППС несли на носилках к подогнанной к воротам «Скорой» тело Гранта. — В лесу, в чаще обернется-перевернется… Смерть, всему смерть… Глаза как уголья, у-у-у… Их в ночи — видеть не моги… Беги, не то загрызет…
— Что за чучело? — тихо осведомился Колосов у участкового. — Бомжиха?
Тот украдкой крутанул у виска пальцем.
— Это Серафима наша Остроухова, Синеглазка Сима. Ее тут все так зовут и в Мебельном поселке, и здесь. Тронутая, — пояснил он. — Прежде просто запойная была с приветом. У винного все на Мебельном сшивалась. Сколько я ее гонял! Но тогда хоть что-то соображала еще, а теперь… Это градусы в ней, товарищ майор, прогрессируют. Чушь какую-то бормочет, не поймешь ее. Надо бы в приемник-распределитель, а кто ее такую туда возьмет, а насчет психушки… Да у нас в районе ЛТП и тот закрыли — денег ни на что нет. А эту полоумную пьяницу…
— Не бреши, не бреши, Евгеньич, не вводи начальника в заблуждение насчет чего не знаешь — не с водки Серафима помешалась, со страху. — Колосов с удивлением глянул на вынырнувшую из толпы зевак и бесцеремонно вмешавшуюся в разговор, который она явно подслушала, опрятную старушку в цветастом байковом халате и калошах. — Вот участкового бог послал, не переврамши не расскажет ничего!
Колосов кисло глянул на старую ябеду: сейчас жаловаться начнет, что участковый на ее «сигналы» не реагирует. Но старуха заговорила о другом:
— Со страху Серафима помешалась, — повторила она уверенно. — Убей бог. И доктор так сказал в больнице. В ум ей что-то вступило такое. А дело-то было в аккурат после яблочного Спаса. Напугал ее кто-то. Вот и замутилась она. Мы уж с соседками тут к ней приступали: может, стряслось что, может, по-женски кто на большой дороге обидел. Скажи, мол.
Молчит все. Глаза такие вот дикие, да бормочет себе. И смерть все поминает, — старуха истово перекрестилась.