Ему дали семь лет лишения свободы, отбывал он срок в спецколонии для сотрудников правоохранительных органов, где некогда побывал и Юрий Чурбанов. Через пять лет за примерное поведение его выпустили досрочно, и вот теперь…
Катя вспомнила, как они встречали Рената сразу после освобождения в Домодедовском аэропорту: туда приехали почти все каменцы. Все те, с кем она дружила до сих пор, кто на долгие годы стал для нее своими, тылом, «землей», с которой она и пришла в областной Главк. Им тогда и в голову не приходило, что их отношение к Халилову — человеку уже оттуда, из зоны, отбывшему срок и в одночасье потерявшему все: любимую работу, погоны, весь привычный уклад жизни, — может как-то измениться только потому, что он сел из-за каких-то подонков. Они встретили его тогда так, как встречают близкого человека после долгой разлуки. И по его взволнованному лицу Катя видела, что означает для Халилова подобная встреча.
С тех пор изгоем в привычной среде Ренат себя не чувствовал. В органы, увы, официальная дорожка стала для него заказанной, а неофициальная… В общем-то, было не трудно догадаться, кем он стал. Работал у Колосова на связи, выполняя поручения определенного рода в тех рамках, которые очерчивает для сотрудников-конфидентов «Закон об оперативно-разыскной деятельности». Катя изредка встречала его в Каменске и в других районах. Ренат все время был в каких-то разъездах. «Он опер до мозга костей, Катюша, — как-то сказал про него Кате один мудрый человек. — Разве опером человека форма делает? Это же стиль жизни. Судьба».
Последний раз, помнится, они виделись совсем ух в неожиданном месте — в каменской церкви на прошлую Пасху.
Халилов — потомственный татарин — крестился в православную веру. Катя не знала, что это случилось сразу же после его «командировки» в Таджикистан. Там, в церкви, впервые рядом с Халиловым Катя увидела и Никиту Колосова.
Маленький серебряный крестик был на Ренате и сейчас, виднелся на могучей груди в разрезе полурасстегнутой по причине жаркого дня рубашки. Катя едва успела опомниться от горячего приветствия, как Халилов заметил (совершенно цинично, как ей в тот миг показалось):
— Хлопнули Игоряшу. Допрыгался живчик наш.
Она насторожилась: что это? Происшествие вроде бы и не явилось новостью для Рената. Не явилось неожиданностью это убийство (судя по его сосредоточенному, однако весьма уверенному виду) и для начальника «убойного» отдела.
Катя молча наблюдала за Колосовым. Тот всецело был поглощен разговорами со следователем прокуратуры и Спицыным. Потом к ним подбежали несколько оперативников, и вся группа быстро направилась в третий подъезд многоэтажки. Неужели что-то нашли? Катя хотела было шмыгнуть следом, но ее удержал поставленный в дверях подъезда патрульный.
Разъяснений ждали долго. Видимо, в доме шел осмотр.
Когда Колосов наконец вернулся во двор, по его лицу Катя опять-таки догадалась: начальник отдела убийств увидел на месте, откуда стреляли в Сладких (а это могло быть установленное местонахождение киллера в момент, когда он брал на мушку бывшего депутата), нечто для себя весьма важное и существенное.
Кате он только молча и сухо кивнул. Но она не обиделась на него за невнимание. Вся обратилась в слух. Однако фраза, брошенная Колосовым Халилову, мало что объясняла.
— ОН, без сомнения, — сказал Колосов. Халилов кивнул.
И они поспешили к машине так быстро, словно дальнейший осмотр трупа и места, допросы свидетелей, слышавших выстрел, их более не интересовали.
И тут Катя решилась. Она чувствовала: эти двое знают гораздо больше, чем хотят показать, а потому…
— Ренатик, подожди, пожалуйста. — Она бегом догнала Халилова. Колосов уже сел за руль своей белой «семерки», и вид его был совершенно неприступен. — Ренат, там что… вы нашли оружие, да? Оружие бросили? А вы знаете, кто убийца? Знаете, ну скажи?
Халилов наклонился к ней.
— Он бросил пушку, — шепнул. — Он всегда сразу от них избавлялся, скотина. Но сегодня он так поступил зря. Катюша. Неосмотрительно поступил.
— Какую пушку. Ренат? Там его отпечатки, да? На винтовке? На автомате? На пистолете?
— В том-то все и дело, какую пушку, Катюша, — Халилов извиняюще улыбнулся — увы, мол, больше не скажу ничего, не могу, — однако он был добр, как все крупные и сильные мужчины, а поэтому решил утешить Катю, дав ей призрак надежды на успех:
— Будешь скоро писать статью о раскрытии этого непотребства. Помни: все дело в марке оружия. Бах-бах, и на этот раз будет мимо — дай нам только срок.
Когда «семерка» уже почти скрылась из виду, до Кати наконец-то дошло, что Ренат намекнул ей на главную улику в этом деле, по которой будет установлен (или уже установлен?) человек, всего два часа назад застреливший другого человека.
Насчет того, что убийство Сладких будет раскрыто и не далее как (если повезет) в самые ближайшие сутки, Колосов был готов поспорить с любым скептиком на ящик пива.
И дело заключалось совсем не в хвастливой самонадеянности и переоценке собственных способностей. Фокус был в том, что на этот раз он и вправду без дураков знал по этому делу ВСЕ, почти полный расклад: то, что убийство заказано михайловской группировкой, то, что бывшего депутата Госдумы застрелили из винтовки «кольт-спортер» с оптическим прицелом, то, что винтовка эта еще накануне вечером «ушла» по неустановленному каналу из подмосковного Пушкина.
А самое главное — ему на этот раз было известно имя того, кто всего два часа назад держал эту самую импортную винтовочку в руках, обтянутых перчатками.
В Сладких стреляли через слуховое окно с чердака в третьем подъезде. Это оказалась самая выгодная позиция для снайпера: с чердака просматривался весь путь от подъезда до машины — девять метров асфальтовой дорожки, которую жертва должна была пройти от дверей подъезда до припаркованной машины. Тот, кто поджидал здесь Сладких, видимо, основательно ознакомился с его привычками. Сладких, хоть и заделался в последнее время свободным предпринимателем, собственный трудовой график соблюдал предельно жестко большую часть дня безвылазно проводил в офисе, под который арендовал особняк в центре Раздольска, прежде принадлежавший горкому комсомола. И лишь в обеденный перерыв, с половины второго до половины третьего. Сладких позволял себе тратить время на личные дела.
Последнюю неделю он заезжал на проспект Текстильщиков, где производил инспектирование бригады, проводившей в его «апартаментах» ремонт. Сегодня, как установили сотрудники милиции из опроса рабочих, все было как обычно: работяги закончили циклевку полов, и Сладких приехал лично принимать работу. Прибыл он без четверти час, двадцать минут находился в квартире, затем отправился обедать. Работяги слышали одиночный выстрел, раздавшийся спустя минут пять после его ухода. «Точно новогодняя хлопушка бухнула, рассказывали они. — Мы, понятно, к окну, а шеф уже на асфальте ногами дрыгает. Агония у него жуткой была, в муках человек кончался».